— Рассказывай, что там у тебя… (Он, конечно, ни слова.) Знаешь, нет ничего страшнее смерти, ничего. Когда человек умер, ты не вернешь его, а все остальное можно переиначить, возвратить к начальной точке.

— Вернуть? Не получится. И не хочу возвращаться к изначальной точке.

— Ладно, не хочешь говорить — твое дело, но знай, я готова выслушать и помочь. Петя, паспорт я получила, ты обещал…

— Помню! — развеселился Петя. — Жениться обещал. Вот дурак.

— Но это же понарошку!

— Смешное слово «понарошку», детское. Ладно, завтра поедем в загс, сначала надо заявление подать.

— Ты мне не говорил про условия…

— Потом скажу.

Видя, что ему не особо хочется общаться, Аля встала, забрала у него чашку, поставила на понос… Собралась уйти, так как любое навязывание плохо отражается на отношениях, а потом легла рядом, накрыв себя и его пледом.

— А знаешь, я тоже полежу с тобой. Вдвоем думается легче.

Нахально отодвинув в сторону его руку, она уложила голову на плечо Пети, прижалась, как мышка. Он, конечно, обалдел, после минутной паузы еле выговорил:

— Алика… ты провокатор.

— Тсс, — приложила палец к его губам Аля. — Ты думай, думай…

Он мягко убрал ее руку и набрался смелости:

— Нет, сначала я должен сказать… Короче, тебя заказала Лора.

— Твоя мама? — приподнялась Аля, чтобы заглянуть ему в лицо.

— Женщина, которая меня родила. Таким образом она хотела убрать тебя из моей жизни ради дуры Светика, от которой меня тошнит. Дядя Андрей приезжал советоваться, что с ней делать, наверное, заведет уголовное дело…

— Я могу написать заявление, что не имею к ней претензий…

— От тебя уже ничего не зависит, Банджо сдал ее, машина теперь сама по себе крутится.

Аля снова улеглась на его плечо, прижавшись теснее, сейчас ей нужно что-то сказать и одной фразой отрезать эту неприятную историю, выкинуть ее за борт, а на ум ничего толкового не приходило. Петя тоже думал о том же и сказал:

— Теперь ты знаешь…

— Ну и что? — опять приподнялась Аля, и пришли нужные фразы. — Ты же не она. Честное слово, я не понимаю твоих переживаний: сам не признаешь Лору матерью, а на каждый ее неосмотрительный шаг болезненно реагируешь. Освободись. Петя… я тебе совсем не нравлюсь или… у тебя ориентация другая?

Одним рывком он уложил Альку на лопатки и у самых губ прошептал:

— Ориентация у меня та самая…

После длиннющего поцелуя Алька попросила выключить свет.

А с утра начался новый отсчет, пасмурный день за окном вместе с туманом виделся солнечным, еще недавно неразрешимые проблемы затерялись во вчерашнем дне. Аля готовила завтрак, напевая, летая, вертясь как юла, после душа пришел Петя, и они целовались, стоя у плиты. Ник и застал их за этим занятием.

— О! О! О! — мрачно и вяло произнес он, беря оладью. — Я чувствовал, что этим кончится. Опять каша на завтрак? Фу! Лучше бы приготовили что-нибудь посущественней, чем стоять вот так.

— Маша! Миша! — позвала Аля. — Завтракать!

За завтраком Петя объявил свои условия:

— Будет торжественная регистрация, потом вечер в ресторане, поэтому держи карту… — положил он на стол банковскую карту. — Теперь ты можешь сама ездить, права вернула, вот и подбери платье, только чтобы не как кукла на чайнике. Элегантное. Я приглашу фотографов из двух наших глянцевых журналов, ты должна выглядеть на все сто. И детей соответственно случаю приодень.

— Зачем такие траты, Петя! — воспротивилась Аля. — Можно же просто расписаться.

— Можно, но не нужно. Я бы сам ограничился скромностью, но в этом городе ее не любят, все равно будут строчить в светской хронике фантазии, уж лучше с реальными фотографиями. Между прочим, я это делаю, чтобы к нам больше никогда не лезли ни Лоры, ни Светики, ни другие мартышки, для них это будет окончательная точка.

— Петька! — ужаснулся Ник, подавшись от него в сторону. — Ты что, женишься на Альке навсегда? Боже, я навредил своему лучшему другу, когда привел в его дом сумасшедшую многодетную мать-сестру. Боже мой! Стану паломником, уйду замаливать грех!

Ник постарался изобразить отчаяние, схватился за голову, а Петя остался бесстрастным, дополнительно огорошив парня:

— Поживем — увидим. Почему бы не поставить эксперимент? И не забудь, Алика, купить себе осеннюю одежду, холодно уже, а побегать тебе придется.

— У меня дома полно осталось одежды от мамы, мы с ней одного размера, а одевалась она очень хорошо.

— Но здесь-то ничего нет. Все, поехали в загс, мне же на работу! Ник, остаешься за главного, и не вздумай залечь на диван! С Машки глаз не спускай.

С самой кислой миной Ник наблюдал за детьми, которые измазались в сметане и меду, поедая оладьи. Поставив ладони на стол и оттопырив локти в стороны, он взялся за воспитание:

— Значит, так, чморики! Мишка топает читать книжку, а ты, Маша, запоминай, что нельзя! Без меня не трогай комп, ты уже видела, как он устроен, посуду не мой — машина есть, но ты в нее не лезь, убирать не надо, гладить — боже упаси!..

И так далее, что по ходу вспоминалось.

* * *

Туманное утро оказалось еще и промозглым, особенно у реки. Резко похолодало, люди еще не приспособились к переменам погоды, ежились, поднимали воротники, опускали носы в шарфы, у кого они были. Андрей Максимович выбрал сухой бугорок у самой воды, с ним пританцовывал Тахир, заложив руки в карманы куртки, оба смотрели, как водолазы цепляют тросы к автомобилю.

Это одно из самых глухих мест у реки, народ здесь практически не бывает, хотя находится недалеко — в пятнадцати километрах от города. Почти сплошные заросли и кое-где узкие проходы к речке не привлекали людей, к тому же слухи ходили, что облюбовали эти места бомжи с отморозками. Место показал племянник Бисерова, которого просветили в камере, сколько лет удастся скосить в результате сотрудничества со следствием. Оба — дядя и племянник — стояли в наручниках здесь же, наблюдая, как вытаскивают автомобиль.

— Идиот, — тихо процедил дядя. — Ты себе увеличил срок тем, что показал, где мы утопили автомобиль.

— Это же вы меня заставляли, дядя, — не глядя на Бисерова, сказал Родион. Не хотел он смотреть на живой упрек.

— Что? — У Бисерова от негодования задрожали обвислые щеки. — Негодяй! Не ты ли, сволочь, придумывал план?

— А вы докажите! Скрыли от меня, что хапнули четыре баула бабла в у.е. За дурачка держали, обещаниями кормили — дам пятьсот тысяч рублей. Куда бабло дели-то? Никому не достанется, да? Вам тоже, да?

— Радуешься, говнюк? Ничего, я тебя по-другому изничтожу… сволочь. Я все-таки юрист, хороший юрист.