Ага, так я и знал. Ремень соскочил со шкива, — мужчина всунул руки в нутро механизма и что-то пощупал. — Надо бы заменить, совсем уж плохо выглядит, того и гляди порвётся. Кажется, был у меня здесь где-то запасной…

Лейгур подошёл к одному из железных шкафчиков возле стены, открыл его и стал перебирать внутри разные запчасти.

Действия исландца насторожили Домкрата. Он сделал шаг вперёд, при этом поглядывая на заглохший двигатель.

— Ты упомянул моего отца перед атакой этого Братства, — начал Матвей, решив переключить разговор на другую тему и, наконец, узнать ответ на интересующий его вопрос.

— Всё так, — кивнул капитан, бросив на пол гаечный ключ. — Мне довелось сопровождать его в пяти рейдах. Хороший мужик, надёжный собиратель. Ага, вот и он, змей!

Лейгур выудил из шкафчика покрытый пылью, но с виду совсем целёхонький ремень. Он пощупал его и дёрнул пару раз, проверяя прочность.

— Ты, наверное, и не помнишь совсем, — продолжил исландец и подошёл к двигателю, прихватив с пола гаечный ключ, — но нам с тобой даже довелось видеться, когда ты был ещё вот таким мальцом, — ребром ладони он коснулся груди. — Отец сопровождал тебя в твоей самой первой вылазке. Какой же это был год… кажется, 2075-й. Точно, 2075-й! Тогда собирательство только набирало силу. И корабль у меня был другой, поменьше.

— Врёшь, — Матвей почувствовал, как у него по телу побежали мурашки.

— Как скажешь, а я тебя прекрасно помню. И узнал сразу, уж больно ты на отца похож внешне. Кстати, как он? Жив?

У собирателя от услышанного всё похолодело внутри, а в ушах зазвенело. Он стал копаться в собственной памяти, как в огромном архиве со множеством полок и ящиков. Вот они, датированные 2075-м годом, воспоминания его первой вылазки с отцом на захваченные земли.

Вдруг Матвей осознал, что всё это время совершенно не помнил капитана, переправлявшего их туда. В памяти сохранились лишь слабые очертания, да размытое лицо, которое теперь стало постепенно проявляться.

Лейгур Эйгирсон… Лейгур Эйгирсон…

Так вот почему это имя показалось ему знакомым, когда Вадим Георгиевич впервые упомянул о нём!

Неужели это правда? Неужели этот детоубийца и впрямь знал его отца и участвовал в самой первой в его жизни переправе на захваченные земли?

На душе сразу стало погано.

— Так что? — голос исландца вывел его из мимолётного ступора.

Собиратель взглянул на капитана и увидел, как тот орудует гаечным ключом, ослабляя натяжитель.

— Что? — до сих пор находясь в растерянности, переспросил Матвей.

— Отец твой? Жив он?

— Нет. Умер десять лет назад.

На мгновение рука Лейгура остановилась:

— Жаль.

Он продолжил крутить винт, но спустя пару минут отложил гаечный ключ в сторону и вынул из двигателя чёрную потрёпанную на вид полоску из синтетического материала. Затем взял найденный в шкафу ремень и осторожно установил его на шкив вместо прежнего.

— Мерзляки? — уточнил капитан.

— Нет, — возразил Матвей.

— А как?

Собиратель не отреагировал на вопрос и всем своим видом дал понять собеседнику, что не собирается обсуждать смерть своего отца.

К счастью, Лейгур правильно интерпретировал его молчание и принялся натягивать ремень без лишних расспросов.

Через несколько минут он хлопнул металлической дверцей и объявил:

— Так, готово. Сейчас проверим.

Капитан подошёл к панели управления и нажал на кнопку включения. Пол завибрировал, двигатель равномерно загудел и более не издавал того странного шлёпающего звука.

— Звук исправно работающего механизма лучше всякой музыки, — улыбнулся исландец.

Увидев его довольную улыбку, Матвей на мгновение поймал себя на мысли, что перед ним стоит словно бы другой, обычный человек, а не безжалостный детоубийца.

— Ну, что, пошли обратно, — капитан послушно вытянул перед собой руки, давая возможность снова заковать его в наручники.

Глава 17

Дьявол

6 февраля 2093 года

Жара наступила внезапно.

Невыносимая духота, царившая в кубрике, вынуждала членов команды подниматься на палубу в надежде поймать лёгкое дуновение ветерка, приятно ласкающее покрытые испариной лбы и слегка обгоревшие щёки. Поначалу, правда, все опасались выходить наружу и спрашивали у Матвея, не находятся ли они уже близко к тому самому субэкваториальному поясу с летающими мерзляками? Однако собиратель уверял их, что бояться нечего, поскольку на территории пояса судно будет лишь через пару дней, а до тех пор они в безопасности.

Термометр показывал плюс двадцать три градуса Цельсия. От этих цифр у Йована глаза на лоб полезли, впрочем, не у него одного.

Путники, всю жизнь закаливающие свои тела в жгучем холоде, давно привыкли к Антарктиде, и сейчас они скучали по рыхлому снегу с ледяной бурей, пускай и опасной, но ставшей за все эти годы родной. А это палящее солнце, эти знойные лучи были для них чуждыми — являясь символами неминуемой смерти и гибели. Ведь, где жара, там и мерзляки.

Выйдя на палубу, Матвей застал сидевшую в тени надстройки полуобнаженную Надю. Её грудь была обмотана тонкой повязкой, а на ногах надеты короткие штаны, концы которых были небрежно отрезаны: похоже, она искромсала их совсем недавно. На кончиках коротких тёмных волос сверкали капли пота, падая на её мускулистые плечи.

При взгляде на прогрессистку собиратель испытал чувство неловкости, но, в то же время, ощутил внутри волну приятного возбуждения.

«Жаль, Йован сейчас дежурит возле капитана, — подумал он, — интересно, как бы съязвил здоровяк по этому поводу? И вообще, смог бы?»

— Доброе утро, — поздоровался Матвей, подходя к девушке.

— Лучше б оно было холодным, а не добрым, — ответила та устало.

Пытаясь подавить острое желание разглядывать её, собиратель отвёл взгляд в сторону и спросил:

— Не видела Арину?

— Она в вездеходе. Ясир хотел осмотреть её рану.

— Спасибо.

Он уже направился в сторону «Титана», когда Надя неожиданно окликнула его и подошла ближе:

— Матвей, погоди.

Тот остановился и обернулся, по-прежнему стараясь не пялиться на её тело. Однако отметил про себя её подтянутый живот с небольшими кубиками пресса:

— Да?

Самой Наде, по-видимому, было хоть бы хны:

— Я насчёт Арины. Просто хотела сказать… — она облизнула губы. — Не стоит нянчиться с ней.

— О чём это ты?

— Ты прекрасно знаешь, о чём я, — голос девушки стал чуточку жёстче. — Ей уже семнадцать лет. В наши времена это взрослый человек, который должен сам уметь постоять за себя, а