– Это плохо, – помрачнел Морской. – Очень плохо. И то, что Саенко узнал Доцю, – выходит, каждая минута на счету. И то, что он тебя в свои измышления посвятил, – потом припомнит, кто знает, не вознамерится ли устранить свидетеля. Я побежал…

– Не надо! – взмолилась Галочка. – Я с тобой!

– Ну что за глупости? – Морской успокаивающе положил ей руку на плечо. – Не для того мы разыграли этот спектакль, чтобы опять тобою рисковать. Я чуть с ума не сошел, изобретая, как бы вырвать тебя из лап этого психа, а ты снова к нему просишься…

Галочка внезапно побледнела, сбросила руку и принялась снимать кольцо.

– Я поняла – сказала она тихо. – Хорошо, идите! Берегите себя! Вернее, береги. Только вот что, – она протянула кольцо Морскому. – Заберите! Я – не ваш Хлебников. Я знаю, что некоторые вещи бывают нужны исключительно для антуража. Возвращаю, как видите, без слез и обид.

– Не время! Ох, не время! – поморщился Морской, только сейчас осознавая, в какое двусмысленное положение поставил Галю своей дерзкой выходкой. Он осторожно, очень мягко, но сбивчиво и глупо пояснил: – Хлебников – не мой. А ты – еще не знаю. Я старый циник и тот еще любитель антуража, но все-таки прекрасно понимаю, что некоторые вещи для шуток непригодны… – И тут же, испугавшись собственного пафоса и явного давления на девушку, которая, вполне возможно, сейчас давала ему шанс красиво избежать сурового отказа, примирительно предложил: – Давай отложим этот разговор? Кольцо пока пусть будет у тебя. Хотя бы для сохранности. Ну и немного для раздумий… Ладно? Второпях такие вещи не решаются ведь, да?

Вконец запутавшись, он скомкал разговор и, не в силах выдержать ответственность момента, малодушно бросился бежать навстречу убийце.

* * *

Еще поднимаясь по ступенькам, Морской услышал, что наверху неспокойно.

– Облава! Нас накрыли! – кричали в кухне. В ответ, усиленный и немного искаженный микрофоном, звучал уверенный голос, показавшийся Морскому знакомым:

– Всем оставаться на своих местах! Товарищи игральщики – сохраняйте спокойствие, не то хуже будет! Кому сказал, без паники!

Раздались выстрелы – похоже, говорящий несколько раз выстрелил в воздух. Вместо ожидаемого оцепенения, толпа погрузилась в хаос.

– Уходим! Бежим! – раздалось совсем близко, и острый луч света из открывшегося подвального люка резанул по глазам. Морской отскочил и, поддавшись общей панике, кинулся назад. «Нужно предупредить Галочку!» – пульсировало в мыслях.

Девушка, к счастью, послушно оставалась в арке. Пытаясь отдышаться и не перепугать Галину, Морской оперся о стену и изобразил что-то вроде рассеянной улыбки.

– Там творится нечто невообразимое! – прошептал он. – Кажется, наши оперативники ворвались в здание. Но точной гарантии, что это они, – нет. Доценко я не нашел и не предупредил. Позорно сбежал, потому что не понимаю, что происходит.

Мимо, выкрикивая что-то про запасной выход в конце коридора, промчались тот самый конферансье и еще пара человек из персонала.

– Милиция в зале! Игра накрылась! Клуб больше не секретный…

– Эх! А у меня барашек остывает! Хотел порадовать вас, взял на себя буфетную кухню, а достанется плебеям…

На бегу беседовали двое неизвестных, попутно снимая маски.

– Врешь, не уйдешь! – раздался вдруг совсем рядом голос Саенко.

Морской вздрогнул, замер на миг и тут же начал медленно оборачиваться. К счастью, Галина схватила его за руку и с силой потянула на себя. Вжавшись в холодную подвальную стену и опустившись на корточки, оба оказались в укрытии, защищенном от посторонних глаз, но, вместе с тем, предоставляющем неплохой обзор.

– Нога! Черт! Нога! – взвыл совсем рядом кто-то, грузно падая на пол. Через миг сержант Доценко (а это было именно он) пришел в себя, попытался вскочить, снова упал и, встав на четвереньки, с диким стоном вытащил что-то из своей левой ягодицы. Вытащил и отшвырнул в сторону. С гулким металлическим звоном рядом с Галочкой и Морским упал кухонный разделочный тесак. Спутник дяди Доци – тот, что говорил про барашка, – нелепо покрутился на месте, вгляделся вдаль и, явно не увидев, но почувствовав угрозу, кинулся улепетывать в конец коридора. Дядя Доця попытался рвануть за ним. Он уже ковылял вперед, когда в спину ему раздалось уверенное:

– Стоять, я сказал! Двинешься – стреляю!

Все это произошло настолько быстро, что Морской не успел ни что-либо предпринять, ни толком осознать происходящее. Вдобавок силуэт преследователя оказался совсем рядом. Чудом не заметив затаившихся Морского с Галочкой, Саенко, не сводя нагана с жертвы, деловито поднял окровавленный тесак. Теперь, когда убийца, угрожая оружием, уверенно наступал на пятящуюся в панике жертву, надо было, наконец, что-то делать. Прятаться дальше казалось недопустимым, вступаться за Доценко было очень страшно. Морской закрыл глаза и приказал себе успокоиться. И тут сержант Доценко сказал такое, что и Галя, и Морской оторопели.

– Я сделал все, как ты просил! – Гулкое подвальное эхо, усиливая и смысл, и громкость, протащило эту, в сущности, все объяснившую фразу сержанта Доценко по коридору. – Прекрати! Двое убиты, один арестован – что тебе еще, курва, надо?

Сориентировавшись первой, Галочка глянула Морскому в лицо и многозначительно приложила палец к губам.

– Не валяй дурака, сержант, – Саенко остановился и с нескрываемым презрением обратился к Доценко: – И грубить поостерегись. Ты два года назад уже догрубился. Неужто мало? «Прекрати», говоришь? Сделал бы у Воскресенского все, как договаривались, я бы, конечно, прекратил. А так – ты не оставил себе шанса. – Саенко кивнул вслед исчезнувшим в недрах коридора беглецам. – У нас не так уж много времени, наверно. Не зря твои друзья так побежали. И бросили тебя – заметь, все бросили. – Убийца усмехнулся. – Люди чувствуют подлинку в других. Того, кто своих же подставить может, никогда не любят. – Саенко с нескрываемым удовольствием несколько раз подбросил в руке тесак. – А врал-то, врал! – продолжил он, наступая. – Говорил, главное, чтобы Зинку твою никто не тронул. А выходит, своя шкура тоже дорога. Дурак ты, Доценко! Что прихвостней своих пристрелил – молодец. Половину уговора выполнил. Я свое слово тоже сдержу – про девку твою забуду, пусть себе живет, радуется. А вот тебе такого подарка обещать не могу. Обидел ты меня, Доценко. Второй раз уже обидел. А Степана Саенко – сам знаешь – безнаказанно обижать нельзя.

Доценко, словно загнанная в угол крыса, попытался прыгнуть на обидчика, но осел, едва Саенко грозно дернул наганом.

– Убьешь меня, значит? – прошептал дядя Доця, кажется, смирившись.

– Нет, конечно. Если вести себя будешь подобающе, и если нам не помешают, – отрезал Саенко и со вздохом обиженно протянул: – Тебе что в лоб, что по лбу! Почему ты меня не слушаешь, в конце-то концов? Я же тебе в прошлую встречу объяснил: поклялся сам руки больше не марать, а то перерезал бы вас, гавриков, давно уже по одному, и дело с концом. А так ждать пришлось подходящего случая. Хорошо все же, что твоя Зинка ко мне под суд попала. Судьба на стороне справедливости, видишь.