— Ребекка, где он? — В голосе Гарретта слышалась больше чем тревога — опасность.

— Его нет, — печально сказала Бекки. — Джека Фултона нет.

Тристан и Гарретт взяли для путешествия карету, чтобы иметь возможность менять лошадей и ехать в темное время суток, освещая дорогу фонарями. Так они смогли довольно быстро добраться до Корнуолла. Всего через несколько часов после их приезда карета, запряженная свежими лошадьми, неслась сквозь ливень в сторону Лондона. Внутри экипажа подпрыгивали и раскачивались из стороны в сторону Бекки, Тристан и Гарретт.

Едва попрощавшись с мистером и миссис Дженнингс и покинув Сивуд, Бекки испытала печальное чувство, что может никогда больше не увидеть его. Дом по-прежнему принадлежал ей, и он навсегда останется для нее тем местом, где она впервые провозгласила собственную независимость. Здесь же она получила сразу несколько ценных уроков.

С одной стороны, это место хранило множество печальных историй ее семьи, матери, а теперь еще и самой Бекки. Оно навсегда останется тем местом, где она выстрелила в Джека — где едва его не убила.

По мере продвижения вперед тревога в груди у Бекки мало-помалу утихала, она чувствовала себя чуть-чуть легче. Она поняла, что способна отстаивать свою независимость повсюду и вовсе не нуждается для этого в Сивуде. Она сумела оставить этот дом без всяких сожалений. Возможно, она даже продаст его, но только такому человеку, который не оставит его в запустении, как это сделала она. Надобно найти семью, которая сумеет оценить одинокую прелесть этого места и сможет превратить четыре стены в настоящий дом.

Бекки глядела на завесу дождя за окном кареты. Они уже проехали Камелфорд и месили колесами грязь на пустынной девонширской дороге.

— Бекки, — произнес Тристан, нарушив тишину в экипаже после почти целого часа молчания, — мы должны знать, не обидел ли тебя Джек Фултон.

Она резко вскинула голову и взглянула на него широко раскрытыми глазами:

— Что? Нет!

Гарретт, сидевший напротив них с Тристаном на грязно-коричневой скамейке, склонился вперед:

— Теперь совершенно ясно, что именно Фултон убил маркиза Хардауна. Мы с Тристаном… — он скользнул взглядом в сторону кузена, — в общем, у нас есть основания полагать, что он тебя обманывал. Ему нужны были твои деньги, чтобы расплатиться за молчание со свидетелями преступления.

— Тебе об этом что-нибудь известно? — спросил Тристан. — Ты из-за этого исчезла в ночь накануне свадьбы?

— Мне все известно. — Глубоко вздохнув, Бекки продолжила: — В тот вечер во время обеда я узнала случайно, что он планировал воспользоваться моими деньгами. Я слышала, как они говорили об этом со Стрэтфордом…

— Со Стрэтфордом?! — Гарретт скрипнул зубами. — Вот еще один мерзавец…

— Пожалуйста, дослушайте меня. — Бекки выпрямила спину и посмотрела брату прямо в глаза. — Вам обоим должно быть понятно, что я почувствовала тогда, когда услышала правду. Да еще после моей истории с Уильямом… Мне казалось, что я полная дура.

Тристан покачал головой:

— Нет, ты не дура. Фиск ведь объегорил нас всех. Точно как Фултон.

— Но Джек другой, — прошептала Бекки.

Гарретт скривил губы:

— Я так не думаю.

Бекки опустила взгляд на свои колени, потом снова подняла глаза. Она понимала, что должна все им рассказать. Плотно сжимая ладони, она призналась:

— Я выстрелила в него, Гарретт. Я ненавидела его за то, что он сделал, и когда приехал… выстрелила в него.

Тристан округлил глаза:

— Так он…

— Нет… Правда, рана сильна воспалилась, но он справился. Хотя все еще был слаб.

— Тебе известно, куда он направился?

— Нет. Он ускользнул ночью. — Бекки с трудом сглотнула. — Но понимаете, потом я узнала, что он уже ходил к этому человеку — к этому свидетелю убийства, который пытался его шантажировать. Он угрожал раскрыть правду о Джеке и маркизе Хафиуне, если Джек не даст ему двадцать пять тысяч фунтов. А Джек отказался дать ему даже шиллинг. — Бекки сплела пальцы у себя на коленях. — Он объявил ему, что не возьмет моих денег. И… — Бекки моргнула, — он сожалел о том, что обманывал меня, Гарретт. Я точно знаю, сожалел. Именно поэтому он ушел. Потому что понял, что натворил и как сильно это меня обидело. Потому что знал, что его арестуют, а я велела ему жить. Единственным способом остаться в живых был побег.

И кузен, и брат смотрели на нее настороженна, тогда Бекки раскрыла ридикюль и достала письмо Тома Уортингема.

— Вот, прочтите это. Это доказывает, что Джек… — Она осеклась, но окончание фразы четко прозвучало у нее в голове: «…меня любит».

Хорошая погода, которая сопутствовала Бекки и Сэму по дороге в Корнуолл, теперь, на обратном пути, изменилась. Дорога раскисла; они продвигались вперед так тяжело и медленно, что Бекки опасалась сойти с ума от нетерпения.

Джек всецело занимал ее мысли. Она просто не могла больше ни на чем сосредоточиться. Каждый день, каждую минуту она думала, где он сейчас, что делает. Не грозит ли ему опасность, тепло ли ему, есть ли у него крыша над головой. И наконец, заживает ли его рука.

За те долгие часы, что они провели в карете, Бекки успела все рассказать Тристану и Гарретту. Объяснила, что случилось между Джеком, Анной Терлинг и маркизом Хардауном; поведала все, что знала о Томе Уортингеме и его отношениях с Джеком; рассказала о том, что происходило между ней и Джеком до того момента, когда они покинули Лондон, а также после того как встретились в Сивуде.

Оба, и кузен и брат, впитывали информацию: Тристан — моментально анализируя все, что слышат, Гарретт — с неподвижной нижней челюстью, холодно поблескивая жестким взглядом. Тем не менее, когда двадцать второго декабря они въехали наконец в Мейфэр в мокрой и грязной карете, Тристан и Гарретт уже готовы были признать, что Джек раскаялся и искупил свой грех тем, что отказался платить Тому Уортингему деньгами Бекки.

Когда они подъехали к дому Гарретта, Кейт ждала их на ступеньках крыльца. Не дожидаясь, пока лакей поможет ей выйти из кареты, Бекки спрыгнула с подножки и бросилась обнимать подругу. Они вместе вошли в дом, и пока Кейт хлопотала, чтобы Бекки непременно напоили теплым молоком и накормили горячим супом, они успели переговорить обо всем, что случилось.

— Я так виновата перед вами, что уехала из Лондона, ничего не сказав, — говорила Бекки. — Я просто… В общем, впервые хотела решить проблему сама, не прячась за тебя и брата. Хотела, чтобы у вас было прекрасное Рождество, которое вы проведете вместе с сыном…

Склоняясь к Бекки и серьезно глядя на нее своими темными глазами, Кейт взяла ее за руку:

— Я так беспокоилась о тебе.

— Знаю. С моей стороны было неправильно исчезать, не сказав ни слова. — Бекки постаралась улыбнуться подруге. — Ведь когда ты сама сбежала из Калтон-Хауса в то утро четыре года назад, ты оставила мне письмо с объяснениями. Но я не подумала даже об этой элементарной вежливости.