Бережно сложив письма в конверты, Пауэрскорт улыбнулся леди Люси.

— Совсем как поется в «Мессии», — сказала она. — «Зов твой, словно глас вопиющего в пустыне».

— Признаюсь, меня не особенно влечет участь Иоанна Крестителя, — вздохнул Пауэрскорт, — как-то не хочется, чтобы девица Саломея вынесла на блюде мою голову, словно копченый окорок. С молитвами архиепископа по вторникам я, может, еще поживу.

— Верно сказал один поэт, — припомнил Джонни, подходя к буфету взять непочатую бутылку, — «везде пророку честь, только не в собственном отечестве».

Пауэрскорт искоса поглядел на друга.

— По-моему, Джонни, это не поэт. По-моему, это Евангелие от Матфея, глава тринадцатая. А в следующей главе рассказывается, что, дабы пронять неверующих, бедный Иисус даже по волнам ходил. Вряд ли я так смогу. Хотя сейчас чудо, «святое чудо в Комптоне», было бы чрезвычайно кстати. Власти попросту устранились. Может, действительно пора взрывать железные дороги. Нас предоставили самим себе. Теперь уже никто и ничто не остановит заговорщиков.

Всю пятницу и всю субботу Пауэрскорт с Джонни Фицджеральдом вели непрерывное наблюдение за территорией собора. Якобы гуляя, делали дозорные обходы или же, гостя в домике Энн Герберт, следили за происходящим с чердака, куда им регулярно для поддержания сил доставлялся чай с домашней выпечкой. Древний собор замер в ожидании своего воскресения.

Оба дня проходили одинаково. Вскоре после девяти утра четверо неспешно выплывавших из дома архидиакона священников — хозяин, его постоянный гость патер Доменик Барбери и два новоприбывших римских посланца — степенно направлялись к апартаментам епископа. Затем следовала примерно часовая пауза. Затем в епископскую резиденцию поочередно и беспрестанно являлись различные по чину члены соборного клира. Пробыв внутри полчаса, очередной визитер выходил, причем с весьма довольным видом.

Частенько присоединяясь к наблюдению за собором, Патрик Батлер аккуратно отмечал время прихода и ухода каждого из совершавших этот однообразный рейс церковнослужителей.

— Потрясающий материал! — говорил он Пауэрскорту в пятницу днем. — Этакого везения мне уже вовек не дождаться. Может, сделаю себе имя «Комптонской сагой» с убийствами и переменой веры, прославлюсь не хуже Уильяма Говарда Рассела, который ведет криминальную хронику в «Таймс». Разбогатею, переедем с Энн жить в Лондон.

Пауэрскорт улыбнулся молодому редактору:

— А для чего сейчас эти хождения, вы представляете, Патрик? Лично я кое-что подозреваю, хотя до конца не уверен.

— Ну, я тут начитался про всякие такие штучки, лорд Пауэрскорт. Поделюсь парочкой догадок, если у вас есть минута. Конечно, ни с кем из собора я не говорил, но думаю, там всех здешних церковников, кто еще не католик, крестят в новую веру. Архидиаконские приятели, видно, для того и прибыли. Массовое рукоположение, массовое переоформление в католических святых отцов или хотя бы дьяконов.

Вдохновленный мечтами о грядущей славе Патрик убежал к себе в редакцию. Пауэрскорт задумался об измене. О совершенном две тысячи лет назад как раз за день до Пасхи и приведшем к распятию Христа предательстве Иуды. Обо всех этих англиканских священниках, изменивших своей религии во имя еще более святой веры. Да, в Комптоне сегодня поистине Страстная пятница.

Субботний вечер Пауэрскорт, леди Люси и Джонни Фицджеральд проводили у Энн Герберт. По всему городу пестрели объявления, приглашающие на праздничный костер, который будет зажжен в полночь перед собором. По словам Энн, ее отца, человека крайне невозмутимого, ошеломило количество поездов, подвозящих и подвозящих к станции сотни гостей комптонского пасхального юбилея. Все работники железной дороги были спешно вызваны на службу во избежание заторов или аварий на путях.

В семь часов вечера артель рабочих начала складывать на соборной площади костер для большого ночного представления. Пауэрскорт и Патрик Батлер, не отрывая глаз, смотрели на непрерывно доставлявшие дрова телеги и фургоны.

— Ого, Патрик! Ожидается нечто грандиозное.

— В городе говорят, лорд Пауэрскорт, что будет громадный, невиданный костер. Бревна неделями свозили со всей округи.

— Интересно, сколько еретиков предполагается сжечь нынче, — усмехнулся Пауэрскорт. — Пожалуй, масштаб мероприятия поразил бы даже Марию Кровавую.

— Осторожнее выражайтесь насчет королевы католички, лорд Пауэрскорт. Как бы тут ночью не сгореть заживо за такое кощунство.

Детектив думал об Артуре Раде, недавно сожженном в очаге Певческой столовой, и о молодом комптонском монахе, которого сожгли тут во дворе в 1538-го. Вчера, обходя территорию, он видел небольшую памятную плиту, только что установленную в честь трагически погибшего старинного летописца.

Патрик то и дело убегал: либо в город, либо посмотреть на подготовку соборного костра.

— Просто волчок какой-то, — волновалась Энн, — носится, крутится, ни минуты тихо не посидит! Как вы думаете, леди Пауэрскорт, он когда-нибудь успокоится?

— О, не уверена, — рассмеялась леди Люси. — И, успокоившись, он ведь уже не будет Патриком, не так ли?

Вбежавший Патрик Батлер доложил, что прибыла пара телег, груженных на этот раз не дровами, а ящиками свечей. Что же касается городка, на улицах полная тишь.

Около девяти плотники начали сколачивать возле костра высокий помост, почти вровень с пирамидой дров.

— Трибуна для обращения архидиакона к народу, — предположил Патрик. — Надеюсь, нам не станут читать оттуда проповеди.

А Пауэрскорту увиделись подмостки для самого Люцифера, который явится в клубах адского пламени.

В девять тридцать вокруг костра молча начала собираться толпа. Охватившая площадь перед храмом тишина распространилась даже на стоявшую против восточных соборных ворот, всегда гудевшую шумным весельем, но сейчас совершенно стихшую таверну. Темнота еще не сгустилась, позволяя Пауэрскорту разглядеть из окна происходящее. По углам дровяной пирамиды встали четыре факельщика и, словно по сигналу, запалили сложенные внизу вязанки хвороста. Медленный, ритуальный обход завершился вспыхнувшим кольцом огня. Языки пламени поползли вверх, дохнувший жар заставил зрителей немного отступить. Помост, однако, оставался пустым. У Пауэрскорта мелькнул вопрос: как справились бы устроители с хлынувшим ливнем? Но их Бог, видно, позаботился о надлежащей ясной погоде.

Послышалось пение. Пауэрскорт напряг глаза, вглядываясь в сумерки. Отчетливое хоровое пение и глухой мерный топот шагающих людей. Вот они показались — плотная колонна мужчин и женщин, идущих от Певческих палат, только не в храм, а вдоль него на площадь, к пылавшему костру. Хор, вероятно, в глубине колонны, решил Пауэрскорт. Наподобие наполеоновских барабанщиков, которых укрывала в центре строя императорская гвардия. Ясно и мощно зазвучало:

Веру наших отцов не сломить