Для Казановы Катерина была ангелом во плоти, и он ни разу не изменяет этого мнения. Даже когда все неимоверно усложняется, когда Катерину отправляют в монастырь, где у нее случается выкидыш, когда она обнаруживает, что возлюбленный изменяет ей с ее подругой ММ, Казанова приводит выдержки из писем, в которых нет и намека на ревность. Он не оставляет у нас сомнений в том, что они много переписывались — не важно, подлинные ли письма он цитирует, или же воспроизводит их по памяти. По сути дела, Катерина даже приходит в восторг от его нового любовного приключения:

«Я нисколько не опечалена ни тем, что ты ее любишь, ни тем, что она полюбила тебя. Мне только жаль тебя, ибо тебя жестоко вынуждают выражать свою любовь у решетки [то есть ему приходилось встречаться с женщиной, будучи отделенным от нее решеткой, разгораживавшей покой для посетителей]. Я бы с радостью уступила тебе свое место и тем могла бы зараз сделать счастливыми двух людей».

Если верить Казанове, ММ тоже считала Катерину «ангелом во плоти», ибо та ее не возненавидела, хотя ММ и стала причиной того, что Казанова разлюбил Катерину. Имея в виду эту слишком радужную картину, я и доверилась своему воображению и стала описывать скрытые чувства и тайные действия Катерины. Не могло же такого быть, чтобы она не чувствовала себя ограбленной!

Личность ММ, соперницы Катерины, оказалась более крепким орешком для исследователей. Инициалы эти одинаково подходят сразу нескольким женщинам из знатных семей, находившимся в тот период в монастырях на острове Мурано. Только в монастыре Санта Мария дельи Анджели их было как минимум восемь! На самую вероятную фигуру указал в 1975 году французский исследователь Пьер Грюэ. Марине Марии Морозини в 1753 году должно было быть двадцать два года, как и сообщает Казанова. Более того, одному из своих друзей Казанова писал, что собирается назвать в мемуарах Матильдой свою былую возлюбленную Марину, ибо в обоих именах одинаковое число слогов и гласных. Друг ответил на письмо и предложил ограничиться инициалами ММ. Где-то в период 1773–1799 годов Марина Мария Морозини была аббатисой названной обители.

То, что Катерина отравила Марину, — скорее всего, вымысел. Впрочем, он согласуется с тем, что рассказывает о развязке своего романа с Мариной сам Казанова. Он пишет, что в январе 1755 она «заболела так, что жизнь ее оказалась в опасности». Когда он увидел ее в обители 2 февраля, «на лице ее отражались признаки приближающейся смерти». Она металась в жару, бредила, и — что еще хуже — «исповедник ее ускорял ее кончину своими тоскливыми проповедями». К концу марта, однако, она выздоровела вопреки всем прогнозам. Но к тому времени, как признался сам Казанова, «страсть моя к ММ стала угасать». Вскоре он переключился на Тонину, дочь монастырской прислужницы, у которой снимал комнату, пока болела Марина.

Примерно в тот период времени, когда протекали его романы с КК и ММ, Казанова привлек недоброжелательное внимание государственной инквизиции — учрежденного в 1539 году правительственного органа, призванного блюсти безопасность Венецианской Республики. К подозрительному лицу приставили шпика Джованни Батисту Мануцци. Донесения последнего полны пикантных обвинений: Казанова-де мошенничает при игре в карты, околдовывает людей, дабы выудить из них деньги, а уж его мысли и рассуждения о религии таковы, что «ничего чудовищнее» и вообразить себе невозможно. 26 июля 1755 года Казанова был арестован и помещен в тюрьму Пьомби, а 31 октября следующего, 1756, года совершил свой знаменитый побег оттуда. В конце концов 14 сентября 1774 года он получил помилование и разрешение возвратиться в Венецию.

Пьетрантонио, брат Катерины, попадал в тюрьму еще дважды: в 1764 и 1767 годах, оба раза за мошенничество. В какой-то момент он бежал в Венгрию, в город Сегед, и там взял себе имя Антонио Аттерпах. Его вновь арестовали в 1779 году по аналогичным обвинениям (подделка заемных писем), причем в процессе задержания он получил семнадцать колотых и резаных ран. Преступника препроводили в Пизу (тогда это был город в Великом герцогстве Тосканском, правители которого принадлежали к Лотарингской ветви Габсбургов), и он был приговорен к каторжным работам. С того момента он исчезает из анналов истории.

Леда Строцци, Джульетта Пазини, Джорджо Контарини и Стефано Каваллини — персонажи полностью вымышленные. Впрочем, Джорджо частично списан с русского монарха Петра III, каким его вспоминала императрица Екатерина Великая (в описываемое нами время он был еще наследником престола). Императрица утверждала, что в свои семнадцать лет великий князь был «еще совсем ребенком». Уйму времени он посвящал «совершенно немыслимым для его возраста занятиям, особенно же любил играть в солдатики». Приведенные же в романе описания того, как женщина из простонародья, подобная Джульетте, могла выйти замуж за венецианского аристократа, основаны на достоверных фактах. Выбиться в дворяне — а только представители этого класса могли править в Венецианской Республике — стало почти невозможно после 1297 года. Редко-редко кому-нибудь удавалось пополнить ряды аристократии, и эта закрытая каста олигархов правила Венецией, пока пять столетий спустя она не капитулировала перед Наполеоном.

Эпизод с письмом, которое отправляет Катерине Казанова, пропитав его своим семенем, основан на том, что Андреа ди Робинант рассказывает о подобном «залоге любви», отправленном в 1750-х годах в Венецию некоей Джустиниане Винн дворянином Андреа Меммо. Подробности выкидыша Катерины почерпнуты из повествования самого Казановы и дополнены описаниями из пособий для лекарей и фельдшеров того времени. (Фельдшерами в те времена называли профессионалов, в отличие от неграмотных повитух, помогавших при родах.) К сожалению, история о том, как крестьянка родила младенца, сморщенного и порванного, словно он был бумажным, не выдумана. Такой случай был зафиксирован Гийомом Манке де ла Моттом в Париже в 1746 году.

Пятого февраля 1757 года Катерина сочеталась браком с адвокатом Себастьяно Марсильи. Не позднее 1783 года она овдовела, а о детях никаких данных в записях не имеется.

Найденный среди многочисленных бумаг Казановы фрагмент указывает на то, что где-то после 1774 года он снова повидал Катерину. Как он пишет, ему было грустно видеть ее «несчастной вдовой». Сам он был принужден покинуть Венецию — и теперь уже навсегда — в 1783 году, поскольку вновь угодил в неприятности. Несколько лет он скитался по свету, а затем осел, заняв место библиотекаря при графе Йозефе Карле фон Вальдштейне в замке в Богемии.

Дошли до нас, среди других бумаг Казановы, и два письма от Катерины — лучше сказать, две записки, которые приходится расшифровывать. Начертаны они дрожащей, неуверенной рукой: к тому времени она была уже стареющей дамой. Она упоминает о книгах, которые посылает ей Казанова, хотя и не приводит ни одного названия. Складывается впечатление, что они долгое время получали удовольствие от совместного чтения. В записках упоминается и о плате за книги — всего по нескольку лир.

В конечном счете не представляется возможным как-либо узнать, что же было на сердце у Катерины. Сам Казанова твердо верил, что она продолжает любить его. Он утверждал, что она решилась выйти замуж лишь после его побега из тюрьмы и последующего долгого изгнания — «когда уж не имелось более надежды на то, что я когда-либо вновь явлюсь в Венеции».