Джон Мильтон (1608–1674)

L’Allegro[16]

Печаль-губительница, прочь!

Ужасный призрак, Тьмой бездонной

В стигийской пропасти от Цербера рожденный,

Там, где лишь стон теней глухую будит ночь,

Ступай в пустыни Киммерии,

Где крылья мрак простер над сумрачной страной,

Где ворон каркает ночной,

Где все мертво, лишь гор сухие скаты

От терниев, как ты, косматы, —

Уйти туда, во льды, в снега немые!

Ты ж, Эвфрозина, ты в мой дом

Сойди прекрасным божеством

И в сердце радость лей без меры.

Сестра двух граций, дочь Венеры,

Которую застиг врасплох

Венчанный хмелем пьяный бог,

Иль ветер (по словам поэта)

Весной, в туманный час рассвета,

Когда Аврора с высоты

Сошла на луг сбирать цветы,

Там, среди роз и незабудок,

Девичий усыпил рассудок

И стал отцом тебе, чей нрав,

Как ветер, легок и лукав.

Приди, о нимфа! С громким смехом

Влеки веселье вслед потехам, —

И танцев шум, и вихрь проказ,

И спор, и сговор быстрых глаз,

И песнь, и шутки и остроты —

Врагов морщинистой заботы,

И все, что в ямочках таит

Близ губ соперница Харит.

Стопой воздушной, будто в пляске,

Приди, полна разгульной ласки,

И в наш разгульный юных хор

Введи Свободу — нимфу гор.

Когда ж вам почести воздам я,

Прими певца под ваше знамя,

Дай мне прожить остаток дней

Средь вольных нег с тобой и с ней, —

Следить, как жаворонок вьется,

Как тьмы ночной завеса рвется,

И он, приветствуя восход,

С дозорной вышки песнь поет;

Как в тусклом блеске перламутра,

Печали враг, восходит утро

И мне сквозь плющ и виноград

В окно кидает первый взгляд,

А уж петух, вдогонку ночи

Прокукарекав что есть мочи,

Ведет кудахтающих дам

К желтеющим вдали скирдам

И медлит, важно ставя ногу, —

Блуждать, прислушиваясь к рогу

И к лаю отдаленных псов

Во мгле разбуженных лесов,

Или брести по мшистым склонам,

Стеною вязов затененным,

Туда, к восточной стороне,

Где небосвод уже в огне

И, под лучами солнца тая,

Редеет легких тучек стая.

А в поле пахарь уж свистит

И плугом землю бороздит,

Косарь уж косу точит бодро,

В село несет доярка ведра,

Пастух на тонкий звук рожка

Коров выводит из леска.

Как на ладони вся округа:

Лиловость рощи, зелень луга

Да белизна овечьих стад —

Все очаровывает взгляд.

Ты видишь гор наги кручи,

Где в складках отдыхают тучи,

Уют ручьев, реки простор,

Покосов блекнущий ковер,

И башни на холмах лесистых,

Да замок средь аллей тенистых,

Где бродит дева-красота,

Соседа юного мечта…

Дымит под старым темным кленом

Очаг в домишке трехоконном,

И, кухни запахом пленен,

Торопит Тирзу Коридон.

Обед, хотя простой, но вкусный,

Филида им рукой искусной

Сварила и, прибрав весь дом,

Снопы вязать ушла потом,

Как шла косить в исходе мая,

За Фестилидой поспевая.

Но вот и отдыху черед,

Воскресный колокол зовет

К иным отрадам миротворным.

Уже с утра в селенье горном

Трехструнка, лихо зазвенев,

Скликает юношей и дев

Плясать и петь в лесок дубовый.

И стар и млад играть готовы

И тешить праздничную лень,

Покуда длится летний день.

Но вот огни зажглись в деревне.

Пора потолковать в харчевне.

Вчера у кузнеца весь хлеб

И сливки съела фея Мэб,

Тот черта разглядел в бучиле,

Ту тискали, щипали, били.

А тот видал, как домовой,

Оброк сдавая годовой,

Пудовый цеп спроворил где-то,

Промолотил всю ночь до света,

Набил зерном полста мешков,

Как десять дюжих батраков,

Опорожнил, мохнач, бутылку,

Решив поспать, залез в сушилку,

Вскочил, заслышав петухов,

Собрал свой харч — и был таков.

Но полночь. Кружки опустели.

Зовут рассказчиков постели.

А мы с тобою — в мир другой,

К отрадам жизни городской,

Где присмиревшие бароны

Теперь к турнирам мирным склонны

В кругу прекрасных дам, чей взор

Сулит им славу иль позор.

Когда умы в пылу сраженья

Ждут, как мечи, ее решенья.

Сюда в одежде древних дней

Приходит часто Гименей

С пирами, с факелами, в пляске,

Ведя языческие маски,

Как в роще майской над ручьем

Мечтает юный бард о нем.

Тут сходит к нам с подмостков бурных

Ученый Джонсон на котурнах.

Воображенью дав полет,

Шекспир лесную песнь поет.

Назло бытийственным досадам

Пьяни мой дух, лидийским ладом

Беспечно-буйных строф своих,

И пусть широкий, плавный стих,

В самом спокойствии мятежный,

Своею точностью небрежной

Сближая дерзость и расчет,

Путем извилистым течет,

Твоих, Гармония святая,

Волшебных уз не разрывая.

Верь, сам Орфей, когда бы он

Сквозь элизийский томный сон

Услышал вдруг такие звуки,

Проснулся бы для новой муки,

Как прежде, в Орк сойти готов,

Чтоб волшебством бессмертных строф

Склонить подземного владыку

Вернуть под солнце Эвридику.

За эти блага бытия,

О Радость, твой до гроба я!

Перевод В. Левика

Il Penseroso[17]

О лживые утехи, прочь!

Отродья глупости безмужней,

Нелепый выводок! Что может быть ненужней,

Чем вы, бессильные сознанию помочь!

Пустыми душами владея,

Навейте им своей бессмысленной игрой

Фантазий разноцветный рой;

Пылинки в солнечном луче, — живите

Неверными пажами в свите

Капризного бездельника Морфея!

Тебе, кого священней нет,

Прекрасная Печаль, привет!

Твой лик сияет горним светом,

Но людям не узнать об этом:

Узревши твой исконный лик,

Они б ослепли в тот же миг,