условию, отправили все кости [Святого]. Но когда достигли они города Тифлиса, узнали о смерти сына царского, имя которого было Бежо, а имя царя Дато. И хотели они оттуда вернуть Святого. Но крутое племя грузинское не захотело отпустить [их], пока не сообщат царю, ибо находился он в Кацарете. И построили они сами церковь и положили туда кости Святого. Вернулся царь и не то что дозволил [им] возвратиться, но стал еще обвинять служителей, что, мол, убили вы сына моего, что из-за этого умер сын мой; и с насмешками отпустил их, а мощи отправил в Кацарет, что ныне зовется Чхар, и там они по сей день.

Когда же служители (сопровождающие) вернулись оттуда с пустыми руками и рассказали происшедшее, то они, до того принимавшие с почетом детей дворян грузинских, ныне бросили их в тюрьму, связали и мучили [в надежде], что, быть может, родители их, вознегодовав, потребуют сыновей своих, вернув мощи. Но не вышло так. И так остался он (Святой Георгий) в стране Грузинской, а дети грузинские остались в стране Армянской и по сие время”.

Глава XV

ОБ ОСТАВШИХСЯ МОЩАХ СВЯТОГО

Однако [часть] мощей Святого осталась в Ованнаванке до тех пор, пока не пало господство Грузии над Армянской страной и не овладели ею мусульмане, то есть османы. И когда в день праздника Святого приходили паломники, то от толчеи в толпе некоторые дети падали со скал вниз, и владельцы [тех] мест, схватив монахов, штрафовали. Досаждаемые этим, они в праздник Святого переносили [мощи] Святого в Карби. Но и там было неудобно, ибо не размещались в том месте паломники. Тогда сообразили жители Карби и построили на дороге, около села Могни, маленькую часовню с деревянным притвором при ней и в праздник переносили [мощи] Святого туда, а после окончания паломничества уносили обратно в Ованнаванк. /148а/ Но затем, терпя неудобство от [необходимости] носить [мощи] туда и сюда, решили оставить мощи Святого там, и одного инока из монастыря поставили там, чтобы служил и доходы посылал в Ованнаванк, и так [было] многие годы. Потом превратилась [эта церковь] в монастырь и перешли прокаженные из Ованнаванка туда. И доход от паломников делили на две части. Ибо один из монахов Ованнаванка сидел там целый год, а все, что поступало, делили на две части меж двумя монастырями. Но так как [все] приходившие в монастырь и уходившие ели и пили, а Ованнаванк не помогал ему и было то великим ущербом монастырю в Могни, то стали они жаловаться. И тогда по совету знатных людей Карби постановили, чтобы половину всего, что поступает во время осеннего паломничества, как деньги, так и прочее имущество, отдавали Ованнаванку; они не должны отдавать годовой доход Ованнаванку и не должны делить [с ним] расходов по осеннему паломничеству, но должны отдавать только то, что выпадает на осеннее паломничество, не считая расходов. И так установлено по сей день. Ибо в четверг отправляются монахи Ованнаванка и сидят там до понедельника и, поделив все, приносят в Ованнаванк. Много раз отправлялся и я и поступал так, как написал.

В наше время некий епископ по имени Мартирос разрушил часовню и притвор и построил из нетесаного камня великолепную церковь и окружил ее стеной. А потом его племянник, вардапет Ованнес, разрушил ее и построил удивительную церковь из тесаного камня с колокольней у западных дверей, но, не закончив кровли, скончался. И племянник его, вардапет Давид, окончил ее. И вот существует сейчас великолепная церковь вардапета, и Давид ее настоятель.

Глава XVI

О ТОМ, ЧТО СЛУЧИЛОСЬ С ДЕТЬМИ ГРУЗИНСКИХ ДВОРЯН

Спросил я у вардапета Аракела относительно детей грузинских: “Что с ними случилось?” И сказал он: “Знаю, что остались они здесь, в этой стране, но неизвестно, что с ними сталось”. Но мой, Закария, отец, Мкртич, был из детей грузинских; был он очень красноречив и велеречив, знал и язык персидский и гебрский, читал Псалтырь и знал его наизусть. И имел он одну книгу, которую давно написали, и было собрано в ней много чего, /148б/ и относительно детей грузинских было написано из поколения в поколение и до деда моего Хачатура. Отец же мой написал об отце и братьях своих и о себе. Эта книга находилась у нас, но, когда случилось сильное землетрясение, книга эта исчезла. Я прочел то, что написано, и порядок детей грузинских был записан так: “Дети грузин остались в Ованнаванке. И спустя два года приказали отправляться им кто куда хочет. Двое отправились в свою страну; один умер в Ованнаванке; один поступил наемным работником к некоему грузину, чтобы отправиться в страну греков; один освободился от веревок, пока они были в тюрьме, и убежал. А семеро не вернулись в свою страну, говоря: “Если мы вернемся в страну свою, отправят нас заложниками в Персию и заставят нас отречься от веры своей. Лучше останемся в этой хорошей и достойной похвал стране””. И так все они рассеялись. Один, по имени Теин, остался в Ованнаванке, и ныне зовутся [его потомки] Теиненк; другой, по имени Азипе, ушел в Егвард, и ныне [их] зовут Азипенк; следующий, по имени Муца, ушел в Канакер, и вот зовут их Моцакенк; следующий, по имени Хачо, ушел в Могни, и вот зовут [их] Хачикенк; один [из них], по имени Степанос, ушел в Бюракан и родил сына по имени Бабаджан, и вот зовут их Бабаджаненк; следующий по имени Шалове ушел в Газараван и родил сына по имени Баба, и зовут [их] Бабенк; а некий, по имени Гапо, взяв сестру свою по имени Агута, ушел в Канакер, и зовутся они Гапонк. Однако сестра его не от [одного] отца и [одной] матери, ибо, когда мать его Мариам умерла в Грузии, отец его Галик привел другую жену по имени Тито, которая с собой имела девицу Агуту. И когда Гапо отправили заложником в Ованнаванк, с ним отправили и [сводную] сестру его Агуту. И он выдал ее в Канакере замуж, и вот живут они, Агутенки, но прозвищу Бонканк. А Гапо сблизился со старостой села, и тот женил его на своей служанке по имени Бурса. И родила [она] Галика и Мовсеса. Сей Мовсес был храбрым, мужественным и сильным. О силе его рассказывают [следующее].

Владелец села приказал запрячь в повозку двух буйволов, отправиться в поле, что зовется Аванапос, и привезти снопы. Он так и поступил и, взвалив снопы, возвращался,