Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дверь открыла какая-то женщина, и на меня хлынули запахи дома.
– Привет, милая, – приветствовала она меня.
Я завиляла хвостом, но я не чуяла запаха Лукаса. Не чуяла запаха Мамули. Некоторые запахи были все теми же, но я точно знала – Лукаса в доме нет. Дом больше не был полон запахов Лукаса и Мамули, вместо этого в нем витал запах этой женщины, которая стояла передо мной.
– Как тебя зовут? Почему на тебе нет ошейника? Ты что, потерялась?
Она явно была приятной женщиной, но мне нужно было отыскать моего человека. Когда я протиснулась в дом мимо нее, она сказала:
– Вот это да! – но, похоже, не рассердилась.
Я вошла в гостиную. Здесь был диван, но это был не тот диван, который я знала, и стол тоже был другим. Я пошла по коридору и увидела, что в комнате Лукаса больше нет кровати, вместо нее там стояла какая-то другая мебель. В комнате Мамули кровать стояла на том же самом месте, но это была не ее кровать.
– Что ты делаешь, моя милая? – спросила женщина, когда я вышла из спальни Мамули и вернулась к ней на кухню.
Она протянула ко мне руку, и я подошла к ней, виляя хвостом и надеясь на то, что сейчас все образуется. Люди умеют делать чудесные вещи, и я хотела, чтобы она все исправила, потому что эта ситуация превосходила понимание собаки.
Женщина дала мне воды и немного мясных лакомств. Я съела их с благодарностью, но мне было не по себе, потому что я поняла – она не сможет мне помочь.
Лукас куда-то исчез.
Меня сразу же охватило неодолимое желание уйти и вернуться обратно на тропу. Без Лукаса это было не настоящее «Иди Домой». Что бы здесь ни произошло, возвращение на тропу было единственным действием, которое сейчас пришло мне в голову.
Когда я подошла к входной двери и села, всем своим видом показывая, что хочу выйти, женщина подошла и посмотрела на меня.
– Ты уже уходишь? Но ты же только что пришла.
Я взглянула на нее, потом на дверь, ожидая, что она сейчас откроет ее. Она наклонилась и легко взяла меня за нижнюю челюсть.
– У меня такое чувство, что ты пришла сюда за чем-то очень важным, но я не имею к этому отношения, верно?
Я услышала в ее голосе доброту и завиляла хвостом.
– Что бы ни было у тебя на уме, – прошептала она, – я надеюсь, что ты найдешь то, что ищешь.
Она открыла дверь, и я трусцой выбежала наружу.
– До свидания, девочка! – крикнула она мне вслед, но я не обернулась.
Я подумала, что знаю, куда мне надо пойти.
* * *
Я явственно почуяла ее наслоившийся на землю запах, когда подошла к ее логову под террасой дома на холме, куда я приходила к ней когда-то давным-давно: значит, Мама-Кошка все еще жива. Протиснув нос в пространство под террасой, я поняла, что она сейчас там, и я вытащила голову обратно и завиляла хвостом.
В следующее мгновение она вышла, мурлыча, и потерлась об меня. Она была такая крошечная! Я не понимала, как она стала такой маленькой.
Я была так рада видеть мою маму. Я сразу же вспомнила то время, когда мы с ней и моими братиками и сестричками – котятами жили в логове и она заботилась о нас. Теперь, когда я потеряла Лукаса, прикосновение ее головы к моей шерсти успокаивало меня. Когда-то она была моей первой семьей, а сейчас стала той единственной семьей, которую я могла отыскать.
Мама-Кошка двигалась теперь немного скованно, и на некоторых маленьких участках ее шкуры не было шерсти. Я обнюхала ее всю, и от ее дыхания пахло только кормом для кошек, а запахов птиц или мышей не было совсем. И, судя по ее запаху, она в последнее время не подходила к Лукасу. Так что моим надеждам на то, что она приведет меня к моему человеку, не суждено было сбыться.
Когда Мама-Кошка грациозно запрыгнула с земли на террасу, я последовала за ней, найдя ступеньки, по которым я легко могла подняться. Терраса отходила от дома с большими окнами, и я обнаружила на ней миску с едой и миску с водой, а также запахи, оставленные несколькими людьми.
Я поняла, что кто-то заботится о моей маме в ее новом логове точно так же, как Лукас кормил ее, когда она жила в старом, и так же, как некоторые люди кормили меня, пока я так долго-долго добиралась сюда.
Мама-Кошка смотрела, как я ем из ее миски мягкую влажную пахнущую рыбой еду. Еды было немного, но те кусочки, которые я съела, показались мне очень вкусными. Затем я снова начала обнюхивать мою маму и поняла, что у нее какое-то время не было котят, потому что от нее больше не исходил запах молока.
Когда за большими стеклянными дверьми террасы появилась женщина, я подумала, что моя мама сейчас убежит, но она не сдвинулась с места, даже когда двери раздвинулись. Мама-Кошка только повернула голову и спокойно посмотрела на женщину, от которой пахло сахаром и мукой.
– Дэйзи? Кто эта собака? – спросила женщина.
Услышав слово «собака», я завиляла хвостом.
– О Дэйзи, она же уличная. На ней даже нет ошейника. Она что, съела твою еду?
Женщина наклонилась и протянула руку, но Мама-Кошка к ней не подошла. Вот почему от шерсти моей мамы не пахло людьми – она принимала от них корм, но ей не хотелось, чтобы они ее приласкали. Я все еще виляла хвостом, гадая, не нужно ли этой женщине вместо нее приласкать меня.
– Кыш, собака, кыш! Тебе здесь не место.
Женщина показала куда-то рукой, а затем махнула ею так, словно бросала мячик. Я посмотрела туда, куда он мог полететь, но ничего там не увидела.
– Иди домой, – скомандовала она.
Я посмотрела на нее в недоумении. Там больше не было Лукаса и Мамули. Что же теперь означает «Иди Домой»?
– Уходи! – крикнула она.
Я поняла, что она считает меня плохой собакой, возможно, потому, что я не делаю «Иди Домой». Я тихонько двинулась к краю террасы, спрыгнула на землю, и Мама-Кошка последовала за мной.
– Дэйзи? Кис-кис-кис! – позвала женщина.
Я завиляла хвостом. Моя мама потерлась головой о мою шею, но, когда я лизнула ее морду, ей это не понравилось, и она отвернулась.
Я вспомнила, как Большая Киска смотрела мне вслед с вершины скалы. Иногда кошкам надо оставаться на месте, когда собаки должны уходить. И сейчас это происходило опять. Спускаясь с холма, я точно знала, что моя мама стоит позади меня неподвижно и смотрит мне вслед.
Так прощаются все кошки.
Я не знала, что делать, и решила опять сделать «Иди Домой» и посмотреть, будет ли Лукас там на этот раз. Я перебралась через узкий ручей, взобралась на берег и двинулась по парку, пройдя мимо горки, по которой я столько раз взбиралась и с которой столько раз спрыгивала на землю. Почему-то теперь она стала намного ниже.
Я направилась в сторону моей улицы, но прежде чем я успела до нее дойти, за угол завернул грузовичок, тот самый, от которого пахло собаками и кошками и в кузове которого стояли проволочные вольеры. Я остановилась, и грузовичок тоже остановился. С его переднего сиденья вылез толстый мужчина в шляпе.