– Так давайте возьмем краски и исправим, – предложил я, салютуя бокалом.

– В следующий раз. А пока – ваш ход. Желаю, чтобы вам выпал адюльтер и еще много красных квадратов.

– Ваше сиятельство, – раздался голос капитана «Альбатроса» из-за двери каюты. – Здесь месье Видлэн. Он просит с вами поговорить.

– Жан-Жак, шлите его к морскому дьяволу! – вдруг крикнула Полина, не иначе как под воздействием выпитого алкоголя. – Из-за его подозрений мы уже девять часов висим на канатах.

– Стоим на рейде, ваше сиятельство, – поправил виконтессу капитан.

– Какая разница, висим или стоим, – продолжала Полина. – Жан-Жак, ответьте, за то время, пока я здесь, на сколько лье из обещанных вами ста мы стали ближе к Кале?

– Ни на сколько, ваше сиятельство, – грустно ответил капитан.

– Вот и передайте месье, как его там, что если через час я не смогу наслаждаться морским путешествием, то я прикажу выкинуть его за борт. Надеюсь, его перед этим высекут как следует. Потом возьму абордажную саблю; капитан, у вас же найдется для меня абордажная сабля? И перережу к дьявольской матушке все эти канаты! – с воодушевлением и даже с каким-то задором произнесла Полина, после чего шепотом сказала мне: – Всю жизнь мечтала сделать что-нибудь такое дерзкое, порочное и неправильное.

– Ваше сиятельство, он с вооруженной охраной и наделен полномочиями. Он проводит обыск, и у него есть разрешение капитана порта. Месье Видлэн уверен, что на «Альбатросе» скрывается беглый преступник, и ваша каюта единственное место, в котором не искали.

– Надеюсь, – Полина обратилась ко мне, дуя на кубики, – это не ваши проделки?

– Пусть ищет, – равнодушно ответил я. – Хотя я бы на месте беглеца спрятался на мачте, а не в каюте.

– Почему там? – удивленно спросила Полина.

– Никто не будет искать там, где вроде бы некуда спрятаться.

– А давайте проверим вашу версию, – поднимаясь из-за стола, произнесла виконтесса. – Идемте скорее на палубу.

Жан-Жак промокнул лицо широким рукавом рубахи, поскреб ногтями облепленный волосами загривок и поправил красную левантийскую шапочку, пустым кошельком свисавшую на одно ухо. Колпак помнил пекло Каира и стужу Гетеборга и являлся тем предметом, с которым капитан никогда не расставался.

– Смотрите, ваше сиятельство, – произнес он, смешно шевеля бородой. – Наш старый билландер[75] имеет две мачты. С какой начнем?

– С этой! – сказал внезапно появившийся из люка месье Видлэн. – Эй, ты! – обращаясь к солдату. – Живо лезь наверх и разнюхай там все.

– Месье Видлэн, – строго произнес я. – Выбирайте выражения и отойдите от виконтессы на два шага. И не смейте приближаться к ней.

– Я уверен, что вы помогли Еремееву сбежать, и клянусь, я разыщу его, – шипя как змея, сказал мне Видлэн, делая пару шагов назад.

– Вы, как официальное лицо, готовы предоставить доказательства? Если нет – я буду склонен считать, что вы препятствуете нашему отплытию в личных интересах, прикрываясь распоряжением Савари. Не думаю, что министр обрадуется, узнав о ваших коррупционных делишках.

– Никого нет, – раздался сверху голос солдата.

– Что и требовалось доказать, – продолжил я. – А теперь, месье Видлэн…

А месье не был создан для скорби, неудача шла ему так же плохо, как костюм, пошитый не по размеру. Не смирившись с поражением, он решил оставить последнее слово за собой.

– Как сети святого Клода[76] прочесывают Сену, так и я прочешу все побережье. Мы еще встретимся, – произнес Жан-Люк и направился к трапу.

Как только посторонние покинули «Альбатрос», я подошел к капитану и спросил:

– Жан-Жак, вы хотите заработать?

– Монсеньор, это мое призвание, – с поклоном ответил капитан. – Я весь внимание.

– Я хотел, чтобы из Кале бочки были доставлены в Ригу.

– Это более пятисот лье, – резко умерив пыл, проговорил Жан-Жак. – Монсеньор, вы должны понимать: для «Альбатроса» это рейс в один конец. Опять же, Флот Канала, и если мы попадемся, я не смогу оставить в порту команду, мы пятнадцать лет…

– Наверно, я ошибся, – констатировал я, – подойдя к вам с этим предложением.

Эта реплика усилила повисшее в воздухе напряжение, и Жан-Жак, почувствовав себя неуютно, собрался было привести еще какой-нибудь аргумент, однако предпочел не продолжать торг.

– О, монсеньор, как вы ошибаетесь! – тут же возразил капитан громким грудным голосом, вырвавшимся, как звериный рев из леса черной спутанной бороды. Два глаза над этим кустистым лесом, подсвеченные огнем наживы, яростно сверкнули, а кончик красного колпака вздрогнул.

Я посмотрел на Жан-Жака с толикой удивления, вроде как не понимая столь резкой смены его тона.

– Если монсеньора устроит стоимость фрахта, – продолжал говорить капитан, – я готов отправиться хоть на другой конец света под любым флагом.

– Назовите реальную сумму, и мы договоримся.

– Ваше сиятельство, после заправки водой и закупки провизии я назову точную сумму вплоть до денье.

В порту Сен-Брие светило клонилось к закату, и тихий шелест набирающего силу ветра уже начинал показывать зубки, готовясь вцепиться в натянутый такелаж. Щурясь от солнца, я взглянул на серые стены портовых пакгаузов, на далекие верхушки собора Сен-Этьен и на сосновую рощу, растущую у башни на холме Сессон. Высокие сосны покачивали ветвями на верхушках тонких стволов, словно жаловались, что приходится тратить свое время на прощание с моряками.

* * *

Как ни мрачен повод, но помянуть Василия Фомича было необходимо. Вдали от родины традиции предков важны как никогда: они скрепы того самого духа, который и дает нам право называться русскими. Мы оказались единственными посетителями славящегося своей кухней ресторана гостиницы. Внутри заведения стоял лютый холод. В широком камине тлело несколько давно прогоревших поленьев, с потолка свисали грубые люстры в форме коромысел с десятком зажженных свечей, и были заметны все признаки запустения, которые я безжалостно отмечал, смотря на поддавшиеся плесени стены.

– Что изволит монсеньор? – обратился ко мне с поклоном служащий заведения в чистом переднике.

– Я и мои друзья желаем утолить голод и погасить жажду, – ответил я.

– Уже поздно, но кое-чем я смогу вас удивить, а пока гарсон принесет вина, – произнес служащий и удалился.