— Еще пять тысяч — Валентине, — сказала я, радуясь тому, что смогу теперь отблагодарить и ее, самого неравнодушного участника последних, случившихся со мною событий. — Ведь если бы не она, мы бы с вами не познакомились.

Так случилось, что Юрий, все время до этого находящийся рядом с нами за столиком, отошел, и мы остались одни. Лиза посмотрела мне прямо в глаза:

— Скажи, Джейн, ты доверяешь ему? Какие у тебя планы? Утром ты сказала, что не исключаешь возможности поездки в Петербург. Что у вас там за дела?

Я рассказала.

— Скажи, — Лиза не скрывала своего волнения, — почему ты так сразу доверилась Юрию? Ведь ты же его практически не знаешь! Скажи, вы виделись с ним до сегодняшнего дня?

— Нет, — призналась я. — Но мы переписывались много лет! Вы же должны понимать, что иногда по переписке узнаешь человека лучше, чем если с ним видишься.

— Но кто-то ведь напал на тебя, Джейн, — проговорила Лиза с сочувствием. — Пойми, я думаю о твоей безопасности. Тот человек, который ударил тебя, не взял денег. Разве можно сказать о нем, что он грабитель?

— Нет… — проговорила я растерянно. — Он точно не грабитель. Но тогда что ему было от меня нужно?

— Ты. Или твое беспамятство. Понимаешь, спустя месяц трудно определить, взяв у тебя кровь, что именно в тебя вкачали тогда, в гостинице. Но думаю, что это был какой-то наркотик, действие которого направлено на удаление памяти. Однако она была удалена частично и, к счастью, временно. Ведь ты же так и не вспомнила, где была целый месяц. Месяц!!! Но где-то была, жила, причем не в гостинице. И хотя здесь, в «Национале», никто не видел, чтобы ты выходила, ты точно выходила. Возможно, обколотая наркотиками и в мужской одежде. Тебя где-то держали. И не убили лишь потому, что ты впоследствии была этому человеку нужна. И ты после этого так спокойно заявляешь, что готова отправиться в сомнительное путешествие, к тому же с человеком, который претендует на половину наследства! Что это за статуэтки, насколько они ценны?

— Говорю же, они работы главного ювелира Фаберже — Августа Хольмштрома.

— Язык сломаешь, — покачала головой Глафира. — Холь…

— Хольмштрома, — помогла я произнести ей эту сложную фамилию.

— Одной фамилии маловато будет. Но меня больше интересует тема особняка. С одной стороны, получается, что твой дядя Мэтью собирался оставить вам с Юрием этот дом по завещанию, но сам Юрий говорит, что дом выставлен на продажу.

— Дядя Мэтью сам мог выставить его на продажу, перед тем, как понял, что ему осталось недолго. Может, это старое объявление.

— Хорошо, в сущности, я веду себя неправильно. И сую нос не в свое дело. Вон, твой Юрий идет. Пожалуйста, Джейн, будь осторожна. Ты была в опасности, и какое-то чудо спасло тебя. И это не Валентина, которая обратила наше внимание на тебя, я имею в виду совершенно другое. Существует реальный человек, который освободил тебя из плена, спас и посадил на поезд. Думаю, что тебе и денег дали на дорогу, возможно, в поезде тебя еще раз ограбили.

— Или же этот человек был очень беден, — предположила Глафира. — И он наскреб денег, только чтобы ты добралась до Татищева. Но я не понимаю, почему именно эта станция.

— Возможно, все было иначе. И я сама попросилась к проводнице и сказала, что мне до Татищева потому, что там жила Нина Цилевич. Может, мне было так плохо и я ничего не соображала, а потому у меня и в памяти не осталось, что Нины уже нет в живых. Всплыло название городка в России, где у меня живет близкий человек, а то, что он давно уже умер, — исчезло из памяти.

— Да, скорее всего, так оно и было, — вздохнула Лиза.

Подошел Юрий.

— Вы понимаете, Юра, что теперь вся ответственность за вашу кузину ложится на вас? — сказала ему Лиза. — Мы ей теперь не нужны.

Я между тем на их глазах, глядя на экран компьютера, перевела деньги на сообщенный мне Глафирой Лизин счет, после чего в знак совершения сделки заказала еще одну бутылку шампанского.

Все, уже очень скоро они, эти милые девушки, исчезнут из моей жизни, вернутся к себе и, скорее всего, забудут обо мне. Мне же предстояла непростая поездка в Питер, и от предчувствия того, что меня там ожидает, у меня захватывало дух. Не знаю, почему они решили, что я должна опасаться Юрия. Возможно, у них просто профессия такая — всех опасаться и быть готовыми к любой, даже самой неожиданной, подлости. Мне же было спокойно и как-то радостно на душе при мысли, что я жива, здорова и что, возможно, мы с помощью привезенных мной документов сможем доказать свое родство с Мэтью Чедвиком, моим расчудесным дядей.

2009 г., Лондон

Даниэль Лавджой уже сто раз готов был взломать замки дома, в котором жила Джейн, но каждый раз его сдерживало то обстоятельство, что жившая по соседству женщина, миссис Трейси, могла увидеть его.

Конечно, если бы это случилось, то он сумел бы объяснить свой поступок тем, что в отсутствие Джейн он по праву жениха может бывать в ее доме. Но все равно, раз Джейн не оставила ему ключей от дома, стало быть, не хотела, чтобы он приходил сюда.

Сколько раз он спрашивал себя, что заставляет его почти каждый день, вместо того чтобы проводить вечера дома, перед телевизором или в пивном баре, торчать перед темными окнами ее дома, но ответа так и не находил. Хотя понимал, что он просто играет с собой в иллюзию. Стоя в полумраке, под ветвистыми старыми дубами, в тени которых поблескивали золоченые луковицы ограды массивных ворот, ведущих на территорию дома Чедвиков, он представлял себе, как открывает двери и видит спешащую к нему навстречу Джейн. Он даже видел ее тонкий свитерок и брюки и даже как будто бы слышал запах ее рыжих, послушных волос. Джейн всегда душилась каким-то невероятным лимонным ароматом, словно у нее повсюду, во всех карманах и складках одежды были разложены свежие лимонные корки. Он и познакомился-то с ней благодаря этому запаху. Она вошла в пансион, куда он только что устроился управляющим, и в большом и залитом солнцем холле, устланном коврами, сильно запахло лимонами. Он спросил у официантки, кто эта дама и куда она направляется, на что ему ответили, что это хозяйка пансиона — мисс Чедвик. В тот день ему так и не удалось с ней познакомиться, у него были дела в Лондоне, и он увидел ее лишь через неделю. Оказалось, что она приехала в пансион, чтобы поздравить с днем рождения свою няню, а ныне кухарку этого пансиона Глэдис, пожилую и очень приятную особу. Джейн была расстроена тем обстоятельством, что Глэдис на месте не оказалось, она уехала к сестре в Гилфорд, и что она не успела подарить ей подарок — коробку с саженцами роз, целых двадцать штук! Все знали, как Глэдис любит розы и что позади пансиона она развела настоящий розарий, за которым ухаживает в свободное от кухни время. Словом, Лавджой предложил Джейн оставить розы в кладовке и пообещал, что непременно передаст их Глэдис, когда та вернется.

— А вы наш новый управляющий? — спросила она, и он увидел, как прищурились ее глаза за стеклами дымчатых очков. Солнце, бьющее в стекла, сделало их прозрачными, и Даниэлю удалось увидеть густые ресницы и тяжелые веки Джейн.