Между тем телефон Джейн молчал. Если бы Лавджой, к примеру, был ее мужем и имел возможность войти в ее skype, чтобы написать Юрию, то… Хотя, если бы он был ее мужем, разве она не предупредила бы его о своем отъезде? Нет, если они когда-нибудь поженятся, они непременно обо всем договорятся, как будут жить вместе, что им можно будет, а что нельзя. Все-таки, может, она и богатая барышня, но мужа должна будет слушаться. Или хотя бы не допускать его унижения.

И вот однажды, в какой-то момент, Лавджой понял, что не хочет больше видеть Джейн. Что она перешагнула грань, которую перешагивать было нельзя, что она поступила по отношению к человеку, которого еще недавно любила, непорядочно, жестоко и тем самым дала ему понять, что совершенно не уважает ни его самого, ни его чувства. А что, если ее поступок был продиктован элементарным желанием разорвать с ним отношения, которые зашли слишком далеко и которые она не хотела переводить в супружеские? Возможно, дядя Мэтью перед смертью успел ей найти более подходящего для нее жениха, которого Джейн держала про запас, и теперь, когда пришло время определиться с ним, она решила расстаться с Лавджоем таким вот грубым и бесцеремонным образом?

Но и это сиюминутное настроение пропало, когда он поговорил с человеком по имени Шаронофф. Особенно его заинтересовала фраза: «У меня к Джейн есть одно поручение, касающееся последней воли Нины. Я должен… встретиться с Джейн и поговорить с ней».

Какого рода поручение? Что это может быть? Еще он не понял, то ли этот русский приехал специально для того, чтобы выполнить поручение подруги Джейн, Нины Цилевич, то ли просто прибыл в Лондон по своим делам, но заехал в Кобэм, чтобы встретиться с Джейн. Но зачем он тогда остановился в пансионе? Может, из-за дешевизны? Жить в Лондоне значительно дороже.

Из головы не выходила еще одна фраза: «Я знаю, что вы — Даниэль Лавджой, что вы управляющий или администратор этого пансиона, но вы же не ее брат или муж, извините». Быть может, именно в этот момент Лавджой почувствовал себя уязвленным, и именно тогда ему ох как захотелось ответить, что да, он и есть муж Джейн Чедвик. Но, к сожалению, он не был ее мужем, да и теперь вряд ли когда станет. И все почему? Потому что Джейн поступила с ним, мягко говоря, по-свински. Уехала, даже не предупредив. Почему? По-че-му???

Между тем он продолжал стоять возле ворот, поглядывая на черные очертания большого дома на фоне ночного фиолетового неба. Иногда воображение рисовало ему, как одно за другим загораются окна — мягким, карамельно-оранжевым светом, и он видит в окне тень. Тень Джейн. Вот она появилась в одном окне, потом промелькнула в другом. Неужели между ними все кончено? Неужели она предпочла ему кого-то другого, и, уж конечно, не управляющего пансионом. А что, если она и в Москву отправилась с тем, другим?

В кармане завибрировал телефон. Так некстати. Может, это Джейн?

— Слушаю.

Это была Эмили. Официантка из «Рыжей белки». Голос ее был взволнованным, она чуть ли не плакала в трубку.

— Мистер Лавджой, пожалуйста, приезжайте немедленно в «Рыжую белку». Там Глэдис… Она лежит… в кладовке… Я не знаю, вызывать полицию или нет. Похоже, она, мистер Лавджой, мертва. Но я никогда не видела мертвых. Я не знаю… А Сара… Сару тошнит в коридоре.

2009 г., Москва — Татищево — Саратов

— Знаешь, Глафира, у меня от шоколада и твоего кофе, которым ты поишь меня вот уже десять часов, пока мы едем, все внутри стало шоколадным, сладким и липким. Хочется уже соленых огурцов или жирного винегрета…

Лиза нервно вела автомобиль. Поездка из Москвы в Саратов была не такой интригующе-интересной, как в Москву в компании Джейн. Глафира понимала, что Лиза, несмотря на то, что Джейн расплатилась с ними сполна, чувствовала себя неудовлетворенной и вообще оскорбленной недоверием своей нечаянной клиентки.

— Посуди сама, она влипает в очень странную историю, где сам черт ногу сломит, выкарабкивается оттуда чудом, то есть я хочу сказать, что она чудом остается живой, и снова предпринимает эту странную поездку в Питер. Глаша, тебе ничего не показалось странным в этой истории с наследством?

— Лиза, ну, конечно, показалось.

— И что именно?

— Да если говорить честно, то примерно девяносто процентов. Ты когда-нибудь слышала, чтобы на человека напали, избили, каким-то невероятным образом вывели из ресторана, а деньги, украшения, часы, золото, кредитные карточки, документы, причем документы, насколько я поняла, имеющие отношение к наследству дяди Мэтью (Глафира, зажав нос, прогнусавила последние два слова), оставили на месте?

— Еще.

— Полное отсутствие страха. Почему ей не страшно отправляться в Питер с человеком, которого она знает только по переписке и который, самое главное, претендует на половину наследства? А что, если он с ней что-то сделает, и тогда он сам, единолично, станет владельцем дорогущего особняка?!

— Глафира… Еще!

— Стоимость этого питерского особняка. Я понимаю, что отремонтированные дома в центре Питера столько и стоят, если не дороже, но речь ведь идет о миллионах евро, и наша Джейн ведет себя так, как если бы ей ничего не стоило выкупить его в случае, если он не достанется ей в наследство.

— Тебя поражает только то, что она так богата?

— Нет, не только это. Понимаешь, она при этом своем богатстве какая-то безрассудная, что ли. Вот если бы я, к примеру, была так же богата и имела кучу гостиниц в Англии, и если бы мне светило наследство в России, уж, поверь, я ни за что не отправилась бы за этим наследством одна! Это какую же надо прожить жизнь, чтобы ни с кем не дружить? Это какое же влияние мог оказать на нее этот дядя Мэтью со своей болезненной теорией о самодостаточности человека, чтобы во всей Англии не нашлось ни одного человека, у которого можно было бы, не испытывая стыда и унижения, попросить денег в долг. А ведь если бы не мы и если бы ей действительно по-настоящему понадобились деньги, она просто вынуждена была бы обратиться к кому-нибудь из своих знакомых за помощью.

— Скажи, ну почему мы едем домой, когда сейчас там, в Питере, будет так интересно?! Ужасно хочется посмотреть на этот дом. Лиза, пожалуйста, давай повернем обратно.

— А ты знаешь, куда ехать? И где искать этот дом?

— Знаю. Думаю, достаточно связаться с крупной риелторской фирмой в Питере и сказать, что мы ищем особняк Фишера, который продается за одиннадцать миллионов евро.

— И что дальше?

— Ничего особенного. Просто представимся покупателями, вот и все. В сущности, если разобраться, то не такие это уж и крупные деньги.

— Да вообще копейки! — загоготала Лиза. — Что нам стоит дом построить — нарисуем, будем жить.

— Ну, Лиза, давай уже повернем обратно. История настолько интересная, что я бы на твоем месте отправилась в Лондон, чтобы только собрать побольше сведений о Джейн.

— В Лондон?! Ну, это ты погорячилась. К тому же это не так быстро — визу придется ждать долго.