При этой мысли у Каролины разболелась голова.

— Ты права, может, нам и одного коня хватит, — пробормотала она.

Наряд оказался не совсем впору: лиф был настолько узок, что Каролина едва в него втиснулась.

— Донна Констанция была гораздо стройнее в юности, чем после рождения Марины, — пояснила Пенни. — Этот костюм, видно, еще с той поры, поэтому я и решила, что тебе он будет впору.

— Рукава слишком длинные, — заметила Каролина.

— Их можно завернуть, — сказала Пенни.

Самой большой проблемой оказалась юбка из тафты, волочившаяся по полу.

— Ты думаешь, мне следует попросить Лу укоротить ее? — спросила Каролина. — Среди наших слуг только она управляется с иглой.

— Да, здесь я тебе не помощница. Я шью еще хуже, чем ты, Каролина.

— А если Лу понесет в губернаторский дом сказки о том, что я отдаю на переделку одежду, которая очень похожа на ту, что некогда принадлежала Констанции…

— Да уж, можешь не продолжать, — перебила Пенни. И вдруг просияла. — Вот тебе и решение!

Сорвав с головы красный шарф, она подлетела к сестре и обмотала шарф вокруг ее талии.

— Вот теперь никто не посмеет сказать, что этот наряд не сшит прямо на тебя.

Каролина медленно покружилась перед зеркалом. Если бы не такие светлые волосы и не глаза, серые, со стальным отливом, ее можно было бы принять за испанку. Тесноватый черный лиф делал фигуру еще стройнее, а красный шелковый пояс и белоснежный крахмальный воротник оживляли костюм, придавая ему особенное драматическое звучание.

— Жалко, что не удастся раздобыть для тебя сапожки для выезда, — сказала Пенни. — Слишком уж маленькие у тебя ножки!

— Не важно, — бросила через плечо Каролина, продолжавшая вертеться перед зеркалом. — Я надену туфли, что выбрал для меня дон Рамон.

— Кстати, как он поживает?

— Полагаю, неплохо. Он несколько раз наведывался в дом, но меня не заставал.

Пенни приняла это сообщение к сведению.

— Что-то он у нас не появляется, хотя, говорят, раньше он был частым гостем в губернаторском доме. До того, как…

— До того как Марина заинтересовалась доном Диего, — с язвительной усмешкой подхватила Каролина. Поддавшись искушению быть откровенной, она простонала: — О… я больше не выдержу!

Пенни решила, что причина дурного настроения сестры — ревность к пышнотелой губернаторской дочке.

— Не переживай, Каролина. У Марины появится новый предмет для размышлений. Сегодня она видела, как я выхожу из спальни ее отца в весьма фривольном наряде.

Каролина встрепенулась.

— Да, я была в одной из черных прозрачных рубашек ее матери. Ты бы видела, какое у нее сделалось лицо, я думала, она в обморок упадет. А потом она на меня зашипела и рванула прочь, да так, словно за ней гнался сам черт.

Пенни коснулась ожерелья из черного янтаря. Затем указала на такие же серьги.

— Эти безделушки лежали у меня на подушке, когда я тем же утром проснулась в своей собственной спальне. Что скажешь?

— Они идут тебе, — пробормотала Каролина.

— Идут, я согласна. Конечно, по-настоящему красивыми их не назовешь, ты понимаешь, что я имею в виду. Да только я уверена, что в шкатулке Констанции найдется немало вещиц, которые мне бы понравились больше: изумруды, например, или темно-синие сапфиры, которые так подходят к моим глазам.

Каролина внезапно припомнила собственные изумруды. Да только они были далеко, и вряд ли когда-нибудь она сможет снова их увидеть.

— Ну и что ты теперь думаешь о губернаторе? — спросила Каролина.

Пенни пожала плечами:

— Было довольно любопытно, но большого впечатления он на меня не произвел. Представляешь, в самый ответственный момент он назвал меня Констанцией!

Пенни поморщилась от отвращения.

— Может быть, поэтому он и подарил тебе эти украшения, — предположила Каролина. — Чтобы загладить вину.

— Эти безделушки? — Пенни небрежно коснулась сережек. — Это лишь начало! Я уверена, что он положил мне их на подушку в знак благодарности за столь роскошную ночь. Держу пари, у него уже несколько лет не было ничего подобного. Стоит посмотреть, что он будет дарить мне позже.

— Как ты можешь быть в этом уверена? — усталым голосом спросила Каролина.

— Он будет, Кэрол, непременно, — улыбнулась Пенни. — Подожди, когда я стану скупее на ласки, он заберется в шкатулку жены поглубже!

— Или, что тоже возможно, возьмет в руку кнут и поучит тебя хорошим манерам, — предупредила Каролина. — С женщинами здесь особенно не считаются, ты же знаешь!

Пенни рассмеялась.

— С такими женщинами, как мы, считаются всегда и всюду, где бы мы ни оказались. И если губернатор так не считает, то ему еще многому предстоит научиться!

Пенни со смехом удалилась, а Каролина задумалась. «Тебе хорошо так говорить, ведь губернатор для тебя ничего не значит. Он для тебя лишь пешка, завтра ты без сожаления сменишь его на другого. Но я люблю Келлза, всегда буду любить. И никогда не найду ему замены!»

Каролина мерила шагами комнату.

«Ну почему все это должно было случиться со мной? — спрашивала она себя. — Ну почему он не может мне поверить? Почему, когда я хочу лишь сохранить ему жизнь?»

Каролина собрала все, что осталось от ее наряда, и понесла вниз. Может быть, Лу все же удастся починить платье. Жаль, что любящее сердце, разбитое на осколки, уже не склеишь…

Лу с угрюмым видом приняла из рук Каролины изорванный наряд. Девушка надеялась стать личной горничной губернаторской дочки — завидная должность. А что до этой «госпожи», так она скоро исчезнет со сцены, ведь у дона Диего достанет здравомыслия понять, что губернаторская дочка сама с радостью разделит с ним ложе. Вот будет свадьба! И как было бы замечательно, если бы ей, Лу, доверили причесывать невесту! Да только все это лишь мечты… А вместо этого приходится работать судомойкой при этой дерзкой самозванке!

Лу украдкой взглянула на Каролину, пытаясь разгадать, что же стояло за недавней ссорой: Лу видела, как дон Диего, мрачнее тучи, вылетел из дома.

Каролина отвела глаза. Недоброжелательное любопытство горничной выводило ее из себя.

Она подошла к окну.

Где-то севернее, за гаванью, за Флоридским проливом, за Багамами, простирались американские колонии… Виргиния… Левел-Грин.

На Каролину волной накатила тоска. Мучительно захотелось домой.

Интересно, знала ли о землетрясении мать?

Узнай Каролина о том, что Летиции Лайтфут уже известно о постигшей Порт-Рояль участи, едва ли ей стало бы легче. Скорее всего она бы даже расстроилась, если бы узнала, каким образом ее матери стало известно о землетрясении. Так уж случилось, что Летиция Лайтфут услышала о катастрофе случайно, находясь среди чужих людей, вне дома, услышала из уст совершенно постороннего человека, даже не подозревавшего о том, что сказанное им может касаться кого-то из присутствовавших.