Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да, Ян.
Выражаясь языком старых романов, неделя пролетела как один день. В аэропорту Орли их встречала Табита. Ей навстречу шла уверенная в себе женщина в стильном костюме — черный камзол с белыми кружевными манжетами и белым жабо, черная кожаная мини-юбка, высокие лайковые сапоги с отворотами. Табита с трудом узнала Эмили. Раша она тоже не узнавала. Одет он был как обычно, но ожидаемой кислой мины она не увидела. Он тоже был неприлично счастлив.
В машине Эмили с улыбкой рассказывала, обращаясь только к нему:
— Ты как раз вышел, и официант передает мне визитную карточку. Какой-то князь или герцог, черт его знает.
На обороте мелкими буковками: "Я сижу возле колонны. Посмотри и сама сделай выбор".
— Это тот педрила во фраке?
— Ну да!
— А я удивлялся: неужели, думаю, никто не клюнул?
Табита ударила по тормозам:
— Я так понимаю, девушку надо отвезти домой. Где ты живешь?
Эмили с недоумением повернулась к Рашу, но тот отвел глаза.
— Вокзал Монпарнас. Там я покажу.
С этой минуты они ехали молча. Раш заговорил, когда они подъезжали:
— Яцек, тебе ведь не надо ничего объяснять? Ты взрослый мальчик, сам все понимаешь, правда?
Табита, выругавшись, остановила машину перед белым "кадиллаком", нагло поставленным поперек дороги. Эмили открыла дверцу.
— Чао, папочка.
— Подожди! — Он ждал чего угодно, только не этой сговорчивости. — Я все же постараюсь тебе объяснить…
— Я все поняла, Ян. Ты бросаешь женщин, как твоя мать бросила тебя. Разве не так? Знаешь, еще неизвестно, что хуже, с ними или без них. И не вздумай меня утешать. Ты ее утешай, — она кивнула на Табиту, — а у меня все в порядке. — Она вышла из машины, оставив дверцу открытой. Раш влился взглядом в фотографию под стеклом, словно пытаясь прочесть по лицу матери, не она ли выдала его тайну. Через несколько шагов Эмили обернулась и помахала рукой. — У меня все замечательно!
Так же легко, как эти слова, дался ей подъем на четвертый этаж. Она взлетела наверх и, только когда дверь за ней захлопнулась, позволила себе перевести дух. Она вдруг почувствовала слабость в ногах и едва доплелась до кровати. Из-за опущенных штор в комнате было темно.
— С возвращением, — раздался голос из угла.
Она вскрикнула, но тут зажегся торшер, и она увидела в кресле Макса.
— Господи, как ты меня напугал, — она обхватила себя за плечи, ее трясло.
— Между прочим, классно выглядишь. У мадам Риволи отличный вкус.
— Откуда ты знаешь про мадам Риволи?
Он пропустил ее вопрос мимо ушей.
— Послушай, тебе не кажется, что мы должны отпраздновать твое возвращение? Не знаю, как ты, а я проголодался.
Только сейчас она заметила, что на журнальном столике стоит бутылка, два бокала, какие-то закуски. Он усмехнулся:
— Где еще ты найдешь такого заботливого патрона?
— Что все это значит?
— Это значит, что Макс Хочет с тобой выпить. — Он разлил вино в бокалы и подсел к ней на кровать. — За твои успехи!
Эмили залпом выпила и спросила:
— Какие еще успехи?
— Не скромничай. Калифорния. Голливуд… совсем не плохо для начала. А как в постели? — он приблизился к ней вплотную.
Эмили отпрянула.
— Ты о чем?
— Ты меня отлично поняла, — он поправил у нее на груди жабо.
— Что, шпионил за нами! Шпионил, да? Да?
— Только давай без истерик.
— Кто тебе сказал, с кем я была? Ну?
— Раш, кто же.
— Врешь, сволочь!
Макс спокойно подошел к столику, налил себе вина, взял с тарелки сандвич.
— Ай-яй-яй, — он сокрушенно покачал головой. — Я, можно сказать, терплю убытки, отпускаю тебя на неделю развлечься, и вот благодарность.
Эмили глядела на него во все глаза.
— На неделю? Развлечься?
Макс пожал плечами.
— Его слова. Ладно, думаю, пусть девочка посмотрит на красивую жизнь. Небось не каждый день Дастин Хоффман будет для нее шарики изо рта вытаскивать.
Эмили хотела что-то сказать, но губы у нее затряслись. А Макс продолжал:
— Не веришь? А ты у него спроси. Только не сейчас. Сейчас ему не до тебя.
— Дерьмо. — Эмили схватилась за сигарету. — Мешок дерьма, — повторила она в сердцах. И вдруг спохватилась: — Как ты вообще сюда попал?
Макс отмахнулся:
— По-моему, тебя гораздо больше волнует, чем сейчас занят твой Раш.
— Ты меня отвезешь?
— Гм. А если я скажу "нет"?
— Ты не скажешь "нет".
— Вот как? Это почему же?
Эмили посмотрела ему в глаза:
— Потому что это входит в твои планы.
Макс подлил себе вина, но пить не стал. Повертел на указательном пальце ключи от машины. Улыбнулся:
— Чего не сделаешь для хорошенькой стриптерши!
Раш злился. На себя, на Табиту. Чтобы успокоиться, он попробовал помять в пальцах глину, но испытанное средство на этот раз не подействовало. Оставался горячий душ. Он быстро разделся и уже хотел встать под обжигающую струю, когда в дверях появилась голая Табита.
— А где наша игрушка? — Раш заставил себя улыбнуться.
Она пошла за гуттаперчевой обезьянкой. Обезьянку купили после того, как Табита прокусила ему палец своими острыми зубами. Когда она вернулась, дверь в ванную была заперта.
— О'кей, — процедила она и скрылась в темноте коридора.
Раш вышел из душа нескоро. Квартира встретила его тишиной. Он обошел все комнаты, заглянул в мастерскую — Табита исчезла. Он с облегчением вздохнул, налил в стакан бренди, и в этот момент она на него прыгнула откуда-то сверху. Он выронил стакан и перехватил ее руки у себя на горле.
— Хочешь меня? Говори! Хочешь?
— Пусти… больно.
Он напряг шею и попробовал стащить ее с загривка, но она намазала тело чем-то жирным, и пальцы его все время соскальзывали.
— По шлюхе своей затосковал? Да? Да?
— Пусти! — хрипел он.
Где-то рядом хлопнула дверца машины. На ходу что-то бросив Максу, Эмили вошла в подъезд и, не дожидаясь лифта, взбежала наверх. Она хотела позвонить, но, услышав голоса, тихо толкнула дверь — квартира никогда не запиралась. Крики доносились из мастерской.
— И много ты ему отвалил? — кричала Табита. — Сколько стоит неделю потрахаться со стриптершей?
— Сколько бы ни стоило, тебя это не касается. — огрызнулся Раш.
Эмили отшатнулась, как от пощечины, и плотно прикрыла дверь. Она вызвала лифт, но из-за слабости в ногах присела на ступеньки. До нее продолжали долетать отдельные слова, однако в их смысл она уже не вникала.
— Ну, еще бы! — взвилась Табита. Они стояли лицом к лицу и с ненавистью глядели друг на друга. — Мое дело сидеть на привязи, пока ты летаешь
