– На какое число? – спросил Деннис.

Его не особо волновало число: даже погрязни он по уши в делах (которых сейчас у него не было вовсе), Деннис отменил бы все, что угодно. Но поскольку Софи звонила по телефону, ей было невдомек, что он даже не протянул руку за своим – пустым – ежедневником.

– На сегодня, – сказала Софи.

– Хм, – протянул Деннис. – Значит, кто-то тебя подвел.

Если бы черепахи обладали даром речи, подумал он, у них был бы точно такой же голос: угрюмый, старческий.

– Ничего подобного, – ответила Софи. – Но я так и знала, что ты это скажешь.

Деннис вздрогнул. Его черепашьи повадки не остались незамеченными.

– Билеты мне предложили только что, – продолжала Софи. – Буквально минуту назад. Ты первый, кому я звоню. До вчерашних событий ни у кого не было уверенности, что премьера состоится.

– Постой-постой, ты о чем?

– Я специально сказала «до вчерашних событий» – думала, ты что-нибудь знаешь. А я, честно говоря, толком не поняла, что там произошло.

Зато Деннис хорошо знал, что произошло: накануне был принят Акт об отмене театральной цензуры. Теперь в любом театре Уэст-Энда народ Британии мог лицезреть (при желании, конечно) соски и лобки.

– Я знала, что ты сразу объяснишь, – сказала Софи. – Не зря же я тебя люблю.

Это был второй важный шаг, который последовал так стремительно, что едва не наступил на пятки первому. Деннис даже замешкался с ответом. Он понимал, что Софи не подразумевала ничего серьезного и произнесла эту фразу лишь потому, что ему быстро удалось откопать в пыльных закоулках своего некогда светлого кембриджского ума обрывочные сведения о государственном законодательстве. Догадайся он записать, а потом аккуратно смонтировать этот разговор, можно было бы целыми днями слушать, как Софи Строу признается ему в любви.

– Ха-ха! – в конце концов сказал он вслух, но его смешок, видимо, сбил Софи с толку, и Деннис продолжил: – Попытка не пытка.

Эта пословица оказалась так же неуместна, как и смех, поскольку в их разговоре ничто не наводило на мысль о первом или втором иносказании.

– Там будет обнаженка, – предупредила Софи.

– Знаю, – ответил Деннис.

– Мы согласны на обнаженку? – спросила она.

Если бы такой вопрос позволил себе кто-нибудь из сценаристов, Деннис приказал бы вышвырнуть мерзавца за порог и расстрелять. Но в данном случае он понимал: это выражение – не дешевая бравада. Напротив, оно было на вес золота: тонкое, очаровательное, правдивое. Когда прекрасная женщина в одной фразе объединяет согласие и наготу, по силе воздействия это превосходит даже великие образцы лирической поэзии.

– Если ты согласна, то я – тем более.

Как ни странно, на хиппи-мюзикл «Волосы» пришла типичная премьерная публика: элегантные мужчины с неврастеничными на вид женами. Деннис вздохнул от облегчения, смешанного с разочарованием. Он бы охотно рассказал своей матушке, как оказался в обществе длинноволосых мужчин с оголенной грудью и волооких женщин с оголенной грудью, но мужчины в большинстве своем будто бы явились прямиком из Сити, а их жены словно приехали на поезде 17:20 из Годалминга{81}. У мужчин в глазах играл огонь, какой вряд ли увидишь у зрителей, готовых высидеть трехчасовой спектакль «Вишневый сад»; еще до того, как поднялся занавес, по залу прокатился удовлетворенный гул. Но Деннис – вот оно, облегчение, – вовсе не чувствовал себя белой вороной. Он бы даже рискнул предположить, что вид у него, в отличие от многих, молодежный и попсовый: в последнюю минуту, поддавшись ветру перемен, он надел рубашку апаш и полосатый блейзер. Софи, ослепительная в своем канареечно-желтом мини-платье и белых сапожках, тут же оказалась в кольце фоторепортеров. Ей хотелось, чтобы Деннис тоже попал в кадр, и это можно было бы расценить как очередной позитивный сдвиг в их отношениях, если бы фоторепортеры, все как один, не опустили камеры, когда Деннис вознамерился встать рядом.

Их места были у прохода, в пятнадцатом ряду, прямо в центре зала, и Деннис очень скоро пожалел, что их не посадили в задний ряд бельэтажа. По залу в поисках досягаемых мишеней для цветов и поцелуев рыскали участники спектакля. К Софи, не только досягаемой, но и знаменитой и привлекательной, раз за разом подскакивали опасно красивые молодые люди, чьи поцелуи оказались более наглым воплощением новой эры мира, любви и понимания, чем готов был принять Деннис.

– Эй, полегче там, – обратился он к третьему молодчику, который определенно собирался подогреть нетерпение Софи, засунув язык ей в рот.

Молодчик ускакал, позабавившись старомодным предупреждением, но его тут же сменила девица, которая перегнулась через Софи, чтобы воткнуть Деннису в волосы подсолнух. Потом наконец-то погасили свет, представление началось, и, несмотря на новые набеги, Денис и Софи сумели избежать дальнейших неприятностей, опуская глаза в пол.

И к удивлению Денниса, спектакль ему необычайно понравился. Временами действие становилось сумбурным, но были в нем и непредсказуемость, и веселость, и восхитительная музыкальность; молодые, задорные актеры буквально электризовали публику. Деннис смотрел то на сцену, то на зрителей и видел, по сути, одинаковое наслаждение и тут и там. Исключение составляла лишь одна кислая физиономия: через несколько мест от Денниса, в том же ряду, сидел Вернон Уитфилд, который уже придумывал злобную, начисто лишенную чувства юмора и предельно ханжескую рецензию, вскоре напечатанную журналом «Лисенер». В этой рецензии, конечно, не упоминалось, в каком восторге были все остальные зрители.

Обнаженка возникла только в одном месте, непосредственно перед антрактом, и Деннис постарался отнестись к ней легко, но не сумел. Каким же надо быть идиотом, чтобы для первого свидания выбрать театр, где ставят «Волосы»? Далеко не ребенок – продюсер развлекательных передач, курильщик трубки, любитель пива, – с какой стати он возомнил, что ему будет комфортно сидеть рядом с самой прекрасной девушкой, моложе его на несколько лет, и видеть, как она разглядывает обнаженные тела актеров и певцов? Секунды тянулись, как часы, и Деннис от тоски начал высматривать актеров, чьи причиндалы объективно совпадали бы по размеру – пусть приблизительно – с его собственными; таких оказалось двое, причем отнюдь не на первых ролях. Они мельтешили на заднем плане – вероятно, чтобы не разочаровывать и не смешить публику. Во время второго действия Софи пыталась перехватить взгляд Денниса, будто хотела разрядить некоторое напряжение, но тот не сводил глаз со сцены. Впоследствии Софи подшучивала над ним за преувеличенное внимание к женским формам, и Деннис кривился, словно и впрямь был пойман с поличным. Лучше так, проносилось у него в голове, чем признаваться, что от волнения и робости он пропустил парад ягодиц и бюстов.