Форин-офис пришел в замешательство. Фолклендская проблема превратилась в «кризис Южной Георгии». Начался обычный обмен дипломатическими нотами, причем МИД Аргентины изображал полное неведение. Затем 22 марта пришла новость, что «Буэн Сусесо» и команда сборщиков металлолома во главе с сеньором Давидоф-фом покинула остров. Однако спавшее было напряжение резко усилилось, когда стало известно, что судно «Эндыоранс», проведав об оставшихся-таки на острове десятерых аргентинцах, взяло курс на Южную Георгию, чтобы забрать их и доставить в Порт-Стэнли.

Полковник Лав — похоже, единственный, кого беспокоил растущий кризис и кто мог глядеть на происходящее с точки зрения Буэнос-Айреса, британского МИДа и вооруженных сил как Британии, так и Аргентины одновременно,— на сей раз встревожился не на шутку. 24 марта он отправил в британское министерство обороны сообщение, подкреплявшее его более ранние предупреждения. Он сделал особый акцент на том, что корабль британского ВМФ рискует быть перехваченным (его коллега военный атташе предупредил его, что аргентинские корабли вышли в море) и что любая попытка снять с острова оставшихся на нем аргентинцев будет расценена как провокация и вынудит аргентинские военно-морские силы принять «меры по спасению».

Предупреждение полковника Лава пришло слишком поздно: 25—26 марта три аргентинских военных корабля направились к Южной Георгии с задачей преградить путь кораблю «Эндыоранс». Ник Баркер благоразумно ретировался и начал игру в прятки с аргентинским флотом в пустынных водах Южной Атлантики. Лорд Каррингтон, к тому времени встревоженный не меньше своего атташе в Буэнос-Айресе, предупредил миссис Тэтчер и ее кабинет запоздалым и нерешительным намеком на «возможное столкновение».

GCHQ подтвердил, что в направлении фолклендских вод движутся два фрегата и что дизель-электрическая подводная лодка «Санта-Фе» получила приказ высадить на острова разведгруппу спецназа. На фоне сигналов разведки о закрытии доступа гражданским лицам на аргентинскую континентальную военно-морскую базу Пуэрто-Бельграно, продвижении оперативного соединения военных кораблей с 900 морскими десантниками на борту в восточном направлении и снятии части кораблей с ежегодных совместных аргентино-уругвайских учений, с учетом сообщений радиоэлектронной разведки о радиопереговорах аргентинцев на предмет количества королевских морских пехотинцев в Порт-Стэнли (гарнизон постепенно сокращался) и с учетом необычных маневров ВВС Аргентины эти действия могли означать только одно — подготовку к вторжению.

Имея в своем распоряжении такую разведывательную картину, утром 30 марта группа текущей разведывательной информации по Латинской Америке провела заседание под патронажем МИДа. Несмотря на доступ ко всей этой информации, группа пришла к утешительному заключению, что «вторжение не является неизбежным». Сосредоточение сил вполне объяснимо, заявила группа, ибо, цитируя слова посла Уильямса в Буэнос-Айресе, «аргентинцы не намерены предпринимать активных действий по разрешению конфликта, предоставляя событиям развиваться своим чередом и продолжая наращивать свои силы в регионе». Точка зрения посла была приправлена цитированием заверений Коста Мендеса и Роса, отрицавших какое бы то ни было военное давление. В ответ на все более настойчивые расспросы британского посла они даже на этой поздней стадии продолжали упорно твердить, что при условии добросовестного ведения переговоров британцы могут не опасаться каких-либо внезапных военных действий. Вполне возможно, что Коста Мендес и Рос действительно знали не больше или, по крайней мере, немногим больше того, что говорили, так как хунта не доверяла политикам и в целях секретности сообщала Коста Мендесу абсолютный минимум о своих военных планах.

Невероятно, но даже 30 марта 1983 года, всего за пару дней до катастрофы, люди, отвечавшие за национальную разведывательную оценку Великобритании, продолжали внушать себе столь ложное чувство безопасности. Получив все мыслимые предупредительные сигналы, они — или сотрудники МИДа, курировавшие деятельность JIC в тот период, — словно умышленно закрывали глаза на факты. Причины этого, похоже, кроются в иллюзорном представлении о реальности, глубоко укоренившемся в обитателях Уайтхолла и особенно Форин-офиса. Во-первых, британцы ужасно боялись спровоцировать аргентинскую военщину на насильственные действия. Избрать альтернативную линию поведения — встретить военную угрозу во всеоружии — означало бы ввести войска в «Фолклендскую крепость», а это было бы затратным мероприятием. В 1981 году, когда Уайтхолл сотрясали призывы к сокращению расходов на оборону (по иронии судьбы в 1981 году военно-морскому флоту Аргентины предложили купить по бросовой цене новый британский авианосец типа «Инвин-сибл» — ив 1982 году аргентинцы, возможно, пожалели, что не купили его, когда была такая возможность), любая политика, поддерживавшая дополнительное финансирование военных нужд «вне региона», приравнивалась к умопомешательству. Не считая чисто формального присутствия гарнизона на Фолклендах, единственным средством, остававшимся у британцев, было дипломатическое урегулирование. Альтернативы попросту не существовало.

Во-вторых, Форин-офис убедил себя, что одностороннее аргентинское коммюнике от 2 марта следует принять за чистую монету. В этом коммюнике аргентинцы объявили предельным сроком переговоров конец 1982 года. Разумеется, никакое суверенное правительство не могло решиться на такую глупость, как резко изменить свои планы и вторгнуться на Фолкленды.

Третья ошибка Уайтхолла состояла в боязни поднять ложную тревогу. В 1977 году в Южную Атлантику была за большие деньги направлена атомная подводная лодка, и аргентинцы никак на это не отреагировали. Министерство обороны восприняло их бездействие как доказательство того, что военная сила может действовать как сдерживающий фактор, однако МИД и остальной Уайтхолл посчитали эту меру затратной и бесполезной. Разведывательное сообщество больше всего на свете боялось приобрести репутацию сеятелей паники.

Интересно, что подобные опасения были и у аргентинской хунты. Зная о козырях, имевшихся в руках Уайтхолла, — ядерных субмаринах и мощной международной поддержке в случае оккупации островов Аргентиной — лидеры хунты понимали, что для успешной реализации своего плана по захвату островов без лишнего шума они должны действовать одновременно быстро и осторожно. Поэтому когда лидеры хунты узнали, что британцы информированы о выходе аргентинского флота в море (20—22 марта), они приступили к активным действиям, чтобы предупредить любую ответную реакцию британцев. Решение о вторжении, скорее всего, было принято на заседании в пятницу 26 марта и предусматривало бескровную победу (до сих пор неясно, было ли оно принято коллективно или лично адмиралом Анайей, стремившимся реабилитировать свой флот). В субботу 27 марта Коста Мендес объявил о принятом решении ошеломленным старшим дипломатам аргентинского МИДа, и в воскресенье 28 марта на рабочих столах сотрудников группы текущей разведывательной информации по Латинской Америке и других аналитиков разведки начали расти кипы свежей информации в ожидании их возвращения на работу в Уайтхолл на следующий день.

ЮЖНАЯ АТЛАНТИКА. 1982