— Ими я обязан вам.

— Неужели?

Сквозь рассветный полумрак он увидел, как ее губы тронула грустная улыбка. Он подумал: «Моя единственная боль.., моя единственная любовь». Раньше ее губы не казались столь выразительными и живыми, и в их игре не было такого очарования.

— Да, я страдал.., из-за вас.., ну как, теперь вы довольны, маленькая людоедка?

Как она прекрасна! Еще прекраснее, чем прежде, ибо жизнь наполнила ее красоту редким человеческим теплом. Он отдохнет на ее груди. В ее объятиях он забудет все.

Он взял ее тяжелые, с перламутровым отливом волосы, скрутил их и обмотал вокруг своей шеи. Уста их снова слились в жарком, неистовом поцелуе — и в этот миг утреннюю тишину разорвал мушкетный выстрел.

Грохот выстрела живо напомнил Анжелике сцены из прошлого: нападение королевской полиции и драгунов. В глазах у нее потемнело.

С ужасом она смотрела, как соскочивший с постели Жоффрей де Пейрак натягивает ботфорты, надевает камзол из черной кожи.

— Вставайте скорее, — поторопил он ее.

— Что происходит? — спросила Анжелика.

Она подумала, что их атаковал пиратский корабль. Взяв себя в руки, она схватила брошенную ей мужем одежду и принялась без обычной тщательности облачаться в нее. Только она застегнула спереди платье, как стеклянная дверь каюты содрогнулась от глухого удара.

— Откройте! — прозвучал хриплый голос.

Едва граф отодвинул защелку, как чье-то грузное тело повалилось на него и тут же рухнуло на ковер. На спине упавшего сразу расплылось большое темное пятно. Рескатор повернул его лицом вверх.

— Язон!..

Капитан открыл глаза и прошептал:

— Пассажиры.., напали на меня.., в тумане.., захватили верхнюю палубу…

Тяжелые клубы густого белого тумана проникали даже в каюту. Анжелика увидела в двери знакомый силуэт. На пороге стоял Габриэль Берн с дымящимся пистолетом в руке. Реакция Рескатора была мгновенной.

«Нет!» — хотела крикнуть Анжелика, но не успела: какая-то сила бросила ее вперед и она повисла на руке мужа. Пуля Жоффрея де Пейрака впилась в позолоченную обшивку над дверью.

— Дура! — пробормотал Рескатор сквозь сжатые зубы, но не оттолкнул ее. Он знал, что перезарядить пистолет ему уже не удастся. Теперь Анжелика прикрывала его своим телом, как щитом.

Уступив в проворстве своему противнику и не выстрелив, мэтр Берн колебался, лицо его конвульсивно подергивалось: теперь покончить с ненавистным ему человеком он мог, только ранив, а то и убив Анжелику.

В каюту вошли Маниго, Каррер, Мерсело и несколько их сообщников из числа матросов-испанцев.

— Так вот, граф, — с усмешкой сказал судовладелец, — теперь наш ход. Признайтесь, вы не ожидали такого подвоха от презренных эмигрантов, превращенных в живой товар алчного авантюриста? «Смотрите, бодрствуйте и молитесь, ибо не знаете, когда наступит это время», сказано в священном Писании. Но вы позволили Далиле усыпить вашу бдительность, и мы воспользовались этой возможностью, которую ждали уже давно. Соизвольте сдать оружие, граф.

Отстранив Анжелику, застывшую между ними, как каменное изваяние, Рескатор протянул Маниго свой пистолет, который тот заткнул себе за пояс. Ларошельцы и их сообщники захватили много оружия и получили явное превосходство. Хозяину «Голдсборо» было ясно, что любая попытка к сопротивлению будет стоить ему жизни. С подчеркнутым спокойствием он оправил жабо и кружевные манжеты рубашки.

Протестанты презрительно разглядывали роскошную каюту закоренелого грешника, его восточное ложе в красноречивом беспорядке. Но Анжелике было не до их суждений по поводу ее нравственности. Случившееся превзошло самые худшие опасения. У нее на глазах граф де Пейрак и мэтр Берн чуть не застрелили друг друга. Но особенно ее ошеломило вероломство гугенотов.

— Что вы наделали, друзья мои? — тихо сказала она.

Протестанты были готовы противостоять возмущению Анжелики и ее гневным укорам, но сейчас, ощущая на себе ее взгляд, они на мгновение усомнились в правоте своей затеи, почувствовали, что они что-то недопонимают.

В стоявшей перед ними паре, в этом мужчине со странным незнакомым лицом, которое они впервые увидели без маски, и в этой женщине, как бы тоже незнакомой в ее новом наряде, они улавливали какой-то нерушимый союз, нечто совсем иное, нежели та плотская связь, за которую их осуждали.

С открытыми плечами в обрамлении венецианских кружев, на которые лунной россыпью падали ее пышные волосы, Анжелика переставала быть для них просто другом и становилась знатной дамой, которую Габриэль Берн инстинктивно угадал под обличьем служанки. Она стояла перед Рескатором, как перед своим повелителем. Исполненные гордости и презрения, они были людьми другой породы… Протестантам внезапно почудилось, что они стали жертвами заблуждения, за которое могут жестоко поплатиться. Краткая речь, заготовленная Маниго, вдруг вылетела у него из памяти. Он заранее предвкушал свое торжество над загадочным и высокомерным Рескатором, но теперь все его ликование сникло. Тем не менее Маниго первым пришел в себя.

— Мы защищаемся, — твердо сказал он. — Мы считаем своим долгом, граф, принять все меры к тому, чтобы избежать тяжелой участи, которую вы нам уготовали. Госпожа Анжелика невольно помогла нам, усыпив вашу бдительность.

— Не надо иронизировать, господин Маниго, — строго сказала Анжелика. — Ваш поступок основан на крайне поверхностных суждениях, и вы еще пожалеете о нем, узнав истину. Пока вы не восприимчивы к ее голосу, но я надеюсь, что здравый смысл скоро вернется к вам и вы поймете всю неразумность ваших действий.

Воздействовать на этих ожесточившихся людей можно было только спокойствием и самообладанием. Анжелика ощущала их готовность пойти на убийство ради укрепления своего шаткого преимущества. Один жест, одно слово

— и может произойти непоправимое.

Продолжая загораживать собою Жоффрея де Пейрака, она была уверена, что мятежники не осмелятся выстрелить в нее, свою спасительницу…

Они и впрямь колебались.

— Отодвиньтесь в сторону, госпожа Анжелика, — произнес наконец судовладелец. — Вы должны понимать, что сопротивление бесполезно. Отныне на борту распоряжаюсь я, а не тот, кого вы с необъяснимым упорством защищаете от своих друзей, как вы сами еще недавно называли нас.

— Что вы собираетесь с ним делать?

— Взять его под стражу.

— Но вы не вправе убивать его без суда, не доказав его виновности. Это было бы самой низкой подлостью! Бог покарает вас!

— У нас нет намерения убивать его, — с трудом выдавил из себя Маниго.

Увы, ей было ясно, что их главная цель — расправиться с ним, что без ее вмешательства он бы лежал сейчас рядом с Язоном. На лице Анжелики выступил холодный пот.