Поскольку переменный состав из боевых офицеров был обут в основном в сапоги, а «окруженцы» почти все — в ботинки с обмотками, то изношенное, как правило, заменялось равнозначной обувью, если не считать, что многим пришлось поменять свои вконец истрепанные «хромачи» на «кирзу». На замену давали и новенькие английские ботинки (тоже «второй фронт»!). Они были не привычными для нас черными, а коричневыми, и даже оранжевыми, парадно блестящими, но зато грубыми, неэластичными, с непривычно толстой, негнущейся подметкой. Как потом оказалось, подметки эти были сделаны из прессованного и чем-то проклеенного особого картона, который через 2–3 дня передвижения по белорусским болотам разбухал, а сами ботинки напрочь теряли и былой лоск, и прочность. А вот обмотки, прилагавшиеся к этим ботинкам, тоже не черные, как наши, советские, а цвета хаки, оказались достойными похвалы — прочными, долговечными. Годились даже на чулки и были ценным подарком девушкам прифронтовых деревень.

Ремонт обуви, наверное, везде в армейских условиях отличался определенной изобретательностью в экономии починочного материала. Помню себя еще красноармейцем разведвзвода в 1941 году на Дальнем Востоке в дивизии полковника Чанчибадзе, на фронте ставшего генералом, а к концу войны — командующим 2-й гвардейской армией. То дальневосточное время вспоминается очень напряженной боевой учебой, одной из главных составляющих чего была маршевая подготовка. Ей были подчинены и физзарядка, и всякие передвижения в строю, не говоря уже о марш-бросках по пересеченной местности. А что это такое на Дальнем Востоке, кто там бывал, знает: сопки, тайга, болота даже на сопках! Да нужно еще учесть, что марши эти совершались с «полной выкладкой», то есть кроме винтовки (пулемета) — вещмешок с грузом не менее пуда!

В одном из таких тяжелых марш-бросков, где соревновались все разведывательные подразделения дивизии, нашему взводу удалось прийти первым. И хотя к финишу мы, особенно новобранцы, пришли еле передвигая ноги, зато со строевой песней! Вконец обессилевшие после завершающего, почти километрового марш-броска бегом, от усталости мы были уже «никакие». И не попадая в такт нестройного шага, хриплыми голосами, пересохшими ртами, но пели! Пели через все свои, казалось, последние силы. Правда, вначале песня звучала слабовато, но с каждым шагом ее сила крепчала, она сама поднимала дух и силы, становилась громче, бодрее, а колонна взвода — ровнее и шаг ее четче.

А пели мы почти всегда «Дальневосточная, опора прочная…». Комдив Чанчибадзе, встречая на финише разведчиков, был, наверное, тронут тем, что пели мы песню, которую он очень любил, да и шагали уже в ногу, с поднятыми головами и приличным равнением. Остановил он взвод, объявил всему взводу благодарность и добавил со своим кавказским акцентом: «…и награждаю взвод адным пара новий батынок!» Надо сказать, что обувь, особенно у «стариков», которым уйти в запас помешала война, порядком износилась, так что сроки носки их сапог давно уже истекли. И вот эту «пара батынок» наш взводный лейтенант вручил красноармейцу, самые потрепанные сапоги которого были затем пущены на починку тех, что еще можно было починить. И не одну пару починили!

Полковник Чанчибадзе П. Г.

Вот таким же методом делался ремонт «ходовой части», обуви, и здесь, на 1-м Белорусском. Было и удивительное: привезли несколько пар новеньких трофейных немецких сапог. Пусть, мол, не желающие брать ботинки с обмотками поменяют их на добротную обувь, путь-то предстоит неблизкий! В это время у нас, в том числе и на фронте, появился красочный плакат, на котором изображен советский солдат, надевающий новый сапог, и подпись: «Дойдем до Берлина!». И ведь не нашлось никого, кто бы захотел совершить этот обмен. Уж очень свежи, наверное, были в памяти другие плакаты, на которых изображены эти кованые фашистские сапоги, топчущие священную землю нашей Родины, а бежавшим из немецкого плена они, наверное, навевали недобрые воспоминания.

Плакат Л. Ф. Голованова. 1944 год

Подготовка к наступлению заканчивалась. В ночь на 19 июля 1944 года мне, как главному «минеру», устроителю «нашего» минного поля, было приказано в определенных местах сделать несколько проходов, так как была уже объявлена готовность к наступлению. Хотя я сам месяц тому назад с пограничником Омельченко, к сожалению, погибшим здесь, минировал этот участок, оказалось, что снять и обезвредить мины тоже ой как не просто. Тогда я впервые услышал выражение «инициатива наказуема!». Наступало очередное новолуние, и ночь в июле, и так не очень длинная, была еще и темной. Фонариком не воспользуешься, приходилось все делать на ощупь. Привлечь к этому делу кого-либо из взвода я не хотел, чтобы не повторилась трагедия, как с Омельченко. Конечно, самым сложным в этой работе было снятие мин-растяжек. Пока я благополучно сделал эти проходы, обозначил их вешками с белыми тряпочками, мою гимнастерку, совершенно промокшую от пота, впору было выжимать. Вот это напряжение! Но к рассвету все-таки успел!

Как только стало светать, разразился мощный грохот артподготовки. Пока она шла, наши подразделения преодолели наше же минное поле, успешно перешли болотистые берега и саму реку Выжевка, которая оказалась совсем неглубокой. Завершающий залп «катюш» был условным сигналом «в атаку!». В зареве взрывов были видны дружно поднявшиеся бойцы и их стремительный рывок к немецким окопам. Но очень уж удивительным было то, что немец не вел встречного огня. Ну, думаем, хорошо поработала наша артиллерия, все огневые точки подавила! И какая-то гордость, что за время окопного «бездействия» мы точно разведали эти огневые точки. Когда с громогласным «ура!» в ожидании рукопашной схватки бойцы вскочили в немецкие траншеи, удивились еще больше: траншеи были пусты!!!

Нам еще в обороне говорили, что перед нами, вместе с венгерскими вояками (мы их называли мадьярами), оборонялась и отборная дивизия фашистов «Мертвая голова». Куда же они все подевались? Фрицы уже знали, что перед ними советский штрафбат, может, это их испугало, они нас просто боялись? Так что наше «ура!», когда мы ворвались в окопы, как-то сразу заглохло. Вроде бы и хорошо, что так случилось, но настрой-то был другой! Наступление, как нам было известно, началось по всему левому флангу нашего фронта. Это было частью операции «Багратион». Задача нашему штрафбату тогда была вместе с 38-й дивизией замкнуть кольцо окружения мощной Брестской группировки немцев с юга.

Вскоре из самой обстановки и из сведений, поступающих от командования батальона, нам стало понятно, что противник, оставляя отряды прикрытия, в эту ночь начал отход, минируя дороги, разрушая мосты и переправы. Но как далеко увели они свои отряды? После того как мы достигли второй траншеи, посыльный от командира полка, на фланге которого мы действовали, передал нашим ротам приказ резко изменить направление наступления с задачей овладеть частью городка Ратно. В нем противник довольно сильно сопротивлялся, нужно было захватить пока еще целый мост через Припять и не дать немцам взорвать его.