А мне было несколько неуютно в компании незнакомого человека. Худощавый, возможно, тоже нервничая, безостановочно крутил в пальцах пузатую рюмку, так, что отражение горящего в камине пламени сияло в стекле яркой слепящей звездой. Я смотрела на этот огонек, разинув рот, как полная идиотка, каковой я себя и чувствовала. Ничего из того, что рассказывала Ирка, я не помнила!

– Морда у нее была голубая, как перепелиное яйцо, – запоздало содрогнувшись, объявила Ирка.

– Перепелиные яйца, по-моему, зеленые, – поправил Моржик.

– Голубая с прозеленью, – отмахнулась Ирка. – Глаза закрыты, рот, наоборот, раззявлен, – ну, чистый жмурик!

– У жмурика глаза были бы открыты, – снова встрял Моржик.

Ирка опасно полыхнула в его сторону очами, Моржик замолчал и прикрылся коньячной бутылкой.

– А рот у нее и у живой раззявлен, – предательски заметил мой любящий супруг.

Все посмотрели на меня, и я спешно захлопнула пасть, щелкнув зубами, как акула.

– Это реакция на укол, – авторитетно заметил худощавый.

– На какой укол? – хмурясь, спросила я.

Лазарчук посмотрел на худощавого с непонятным намеком. Тот едва заметно кивнул.

– Ты что, действительно, ничего не помнишь? – сочувственно спросил меня Колян.

– В самом деле, какой укол? – повторил мой вопрос Моржик. – Мне очень хотелось бы знать, как называется этот препарат и где его можно купить?

– А тебе зачем? – грозно насупилась Ирка.

– Как – зачем? – Моржик поставил бутылку на пол, упер локти в колени и мечтательно поднял глаза к потолку. – Только представь: с вечера мы с тобой поссорились, ты меня кроешь последними словами, знать не хочешь, гонишь спать в гостиную, а я тебе потихонечку этот укольчик – раз! И порядок! На другой день ты ни сном ни духом о вчерашнем скандале, мир да гладь, божья благодать!

– Избави вас бог от такой благодати! – испуганно замахал руками худощавый. – После такой инъекции можно и память потерять, и рассудок! Леночка еще легко отделалась, Сережа с Ирочкой вовремя привезли ее ко мне, можно было предпринять кое-какие контрмеры, так что фатальных расстройств ожидать не следует…

– Прекратите говорить обо мне так, будто меня тут вовсе нет! И будто я клиническая идиотка! – не выдержав, закричала я.

– А что, не идиотка?! – накинулась на меня верная подруга. – Ты зачем позволила этой стерве уколоть тебе эту гадость?

– Какую гадость? – переспросила я.

Ирка осеклась. Все внимательно посмотрели на меня.

– Какой стерве? – тихо спросила я.

Худощавый ласково похлопал меня по руке:

– Леночка, не надо волноваться! Вам сейчас нужен полный покой, положительные эмоции, общество приятных людей – и все будет хорошо, память к вам вернется…

– Вспомнила! – перебила я его радостным восклицанием.

Народ в комнате весело загомонил.

– Я вас вспомнила! – не обращая внимания на шум, продолжила я. – Вы профессор из психушки! Фамилия ваша… сейчас, минутку, что-то такое деревянное и одновременно по инструментальной части… Лесорубов? Дровосецкий?

– Топоркович, – кивнул профессор.

– А я-то подумала, что ты вспомнила, как тебя обработала эта зараза Настя Летучкина! – разочарованно вздохнула Ирка. – Решила, сейчас ты нам все расскажешь…

– Это я вам все расскажу, – неожиданно подал голос капитан Лазарчук, до того тихо сидевший в кресле, затененном гигантским фикусом. – Вы хотите услышать только финал или всю историю с самого начала?

– Конечно, с начала! – дружно воскликнули Ирка, Моржик и Колян.

Профессор Топоркович промолчал, а я просто не успела присоединить свой голос к общему хору и вякнула с опозданием:

– С начала!

– Сначала я дам вам успокоительное, – безапелляционным тоном сказал профессор.

– Валерьянку пить не буду, – предупредила я. – Налейте мне лучше коньяка, а то сами лакаете, а я сижу, как дура!

– Тонко подмечено, – съязвила Ирка.

– Дайте Кысе «Камю», – вступился за меня муж.

– Ладно, дайте ей рюмку, а то она до утра не заткнется и не даст нам послушать! – не выдержала Ирка.

Худощавый профессор, поразмыслив, величественно кивнул, и Моржик быстро набулькал мне в рюмку ароматной коричневой жидкости.

– Можно начинать? – спросил Серый.

– Давай! – скомандовала я, ополовинивая рюмку.

И капитан Лазарчук в эпическом стиле былинного гусляра размеренно и напевно поведал присутствующим историю, в которой я сыграла далеко не последнюю роль – роль Неугомонной и Самонадеянной Абсолютно Безнадежной Идиотки!

Столетнего юбилея Капитолины Митрофановны Спиногрызовой с нетерпением ждало все семейство. Самой-то бабе Капе было на торжество наплевать, она себя неважно чувствовала и думала не столько о земном, сколько о вечном, но ее потомки не могли дождаться праздника. Правда, интересовало их не столько торжество как таковое, сколько вручение подарков. Городская администрация обещала презентовать старушке к столетию новую комфортабельную квартиру в Екатеринодаре! Савва и его супруга Нина заранее ознакомились с планировкой трехкомнатных хором и уже прикидывали, как будут расставлять мебель. Часть подарков – наиболее габаритные вещи – была доставлена дарителями в Приозерный загодя: большущий телевизор в коробке, кое-что из бытовой техники, картина в массивной раме и свернутый рулоном ковер дожидались торжественной церемонии вручения.

Каково же было разочарование молодых Спиногрызовых, когда за два дня до назначенного праздника Капитолина Митрофановна тихо скончалась! Легла, как обычно, вечером в постель, а поутру не проснулась!

– Хорошая, легкая смерть! – на удивление, рассудительно сказала дочь бабы Капы Анна, периодически впадающая в маразм.

В словах Анны сквозила легкая зависть: старшей дочери бабы Капы и самой было уже за восемьдесят, и она тоже уже подумывала о скором переходе в мир иной.

– Молчите, мама! – рявкнула на Анну обычно тихая Нина.

В глазах непочтительной дочери закипали слезы, но не от скорби по усопшей бабушке, а от обиды и разочарования.

– Вот же старая карга! – обругал покойницу Савва, вполне разделяющий чувства жены. – Нашла время, чтобы сдохнуть! Надо же было так нагадить людям! Убил бы ведьму!

– Лучше бы мне помереть заместо мамы! – вздохнула Анна.

Именно эти ее слова навели Савву на мысль, которая после обсуждения ее с Ниной оформилась в план действий.

О смерти Капитолины Митрофановны объявлять не стали. Тело старушки спустили в погреб – на время, до наступления ночи.

Но еще до того Савва успел смотаться в город, в оптический салон, и купить там цветные контактные линзы. Карие – для голубоглазой Анны, которая должна была заменить на праздничном торжестве усопшую Капитолину Митрофановну.