В отношениях с Антонием Клеопатра была более уязвима, чем в свое время в отношениях с Цезарем, и она знала это. Дело было не только в том, что власть Антония была не настолько прочной, как власть Цезаря. Клеопатра хотела Антония — так, как никогда не хотела своего ныне покойного любовника.

Нынешним вечером Антоний вел себя иначе. Он держался менее непринужденно и раскованно, чем на предыдущих пиршествах, когда произносил длинные, цветистые речи, восхваляя каждую подробность пира, и цеплялся к кускам мяса до тех пор, пока с кухни не вызывали повара, дабы тот в подробностях объяснил, как именно это мясо готовили. Тогда он пил вино кубок за кубком, шутил и рассказывал всяческие потешные истории, как будто был не владыкой мира, объезжающим свою империю, а каким-то словоохотливым бродягой, которому некуда приткнуться и нечем заняться.

Но сегодня вечером Антоний едва окинул взглядом столы с яствами, вокруг которых были рассыпаны лепестки роз, одобрительно кивнул, уселся и принялся есть — не со смаком, как прежде, а методично и размеренно.

— Тебе нравится еда, император? — спросила Клеопатра и содрогнулась. Ей показалось, что в ее тоне проскользнула нотка неуверенности. Неужели ему наскучили их игры?

— Вполне, — небрежно отозвался Антоний.

— Ты сам на себя не похож.

— Я обнаружил, что и я, подобно тебе, не один-единственный мужчина, но целое множество мужчин. Меня ждут мои обязанности. Скоро мне придется покинуть твое общество.

— И куда же ты направляешься? — спросила Клеопатра.

Она знала, что в голосе ее прозвучали удивление и страх, и мысленно обругала себя за то, что не собрала все силы до капли и не скрыла свои чувства. Она снова чувствовала себя, словно неуверенная в себе девчонка. Как в те дни, когда лишь огонек интуиции подсказывал ей, что следует сделать, чтобы стать царицей.

— В Иудее постоянно происходят беспорядки. Мне нужно унять их и поддержать моих союзников в этих краях. В Сирии сейчас нет наместника, и мне следует присматривать и за этой областью тоже. И как тебе известно, я должен начать подготовку к походу на Парфию.

Антоний говорил с ней, словно с кем-то чужим. Он ведь в мельчайших подробностях изложил ей свой план нападения на Парфию, и ей, Клеопатре, предстояло сыграть важную стратегическую роль в этой кампании. Но теперь он ведет себя так, словно этого разговора вовсе не было. Что произошло?

— И когда ты покидаешь Тарс? — спросила Клеопатра.

— Послезавтра.

— Понятно. А когда же мне ждать тебя в Александрии?

Антоний не смотрел на Клеопатру. Он переправил последний кусок перепелки с тарелки в рот, окунул пальцы в чашу с водой, вытер руки о салфетку, осушил свой кубок и с такой силой грохнул им об стол, что взоры всех присутствующих обратились к нему.

— Ужин окончен! — объявил он. — Нам с царицей нужно обсудить важные государственные вопросы, и потому, надеюсь, вы нас извините за то, что мы просим вас удалиться.

Гости недовольно зароптали, но никто не посмел воспротивиться требованию Антония. Клеопатра не хотела, чтобы кто-то из них заподозрил, будто это все подстроила она, и потому она встала, любезно улыбаясь.

— Пожалуйста, не сердитесь на нас за то, что мы ставим государственные интересы выше удовольствий. — Царица видела по лицам гостей, что те разочарованы, а разочарованные римляне всегда ищут утешения в злословии. — На память о проведенном вместе с нами времени я прошу вас принять золотые обеденные ложа, на которых вы возлежали во время пиров. Если вам потребуется помощь, чтобы доставить их домой, мои слуги с радостью помогут вам. Эти слова вызвали взрыв восторга. Гости возбужденно повскакивали с лож, рассматривая завитушки на изогнутых ножках, мягкие подушки и мерцающий шелк обивки, как будто увидели эти ложа впервые, а не лежали на них уже несколько вечеров.

Антоний молчал, пока они не остались наедине. Клеопатра ждала, понимая, что совершенно не готова к тому, что он сейчас может сказать.

В конце концов Антоний произнес:

— Я нашел способ выполнить последнюю твою просьбу.

Клеопатра не ответила и вообще никак не отреагировала, поскольку не хотела, чтобы Антоний увидел, насколько она ему благодарна.

— Я подумал о твоем сыне, Клеопатра, и о моих сыновьях. Мы должны совершить все необходимое, чтобы защитить наших сыновей. И потому я откажусь от милосердия — ради тебя.

— Я признательна тебе за это, — тихо отозвалась Клеопатра.

Она взглянула на Антония и увидела, что по лицу его промелькнула темная тень.

— Что тебя беспокоит, император? Мои пиры не угодили тебе?

— В Риме неприятности, — ответил Антоний. — Я только что получил очень тревожные сведения от моей жены.

Фульвия написала Антонию письмо, извещая его о том, что, пока он трудится над расширением восточных границ государства, его союзник, Октавиан, старается переманить на свою сторону тех, кто поддерживал Антония в Риме.

— И как он пытается этого достичь? — спросила Клеопатра.

— Традиционным образом. Подкупает солдат, — отозвался Антоний.

Положение вещей настолько обеспокоило Фульвию, что она взяла детей и вышла с ними к войскам Антония, дабы напомнить этим людям, что они поклялись в верности Антонию, и никому иному.

— Она в ужасном положении. Согласно одному из условий союзного договора, Октавиан женился на Клодии, дочери Фульвии от Клодия. Теперь Фульвия пишет, что у них с Октавианом очень напряженные отношения и в результате ее дочь оказалась в большой опасности.

— Опять Октавиан? Что он собой представляет?

— На самом деле никто этого не знает. Он постоянно прикидывается кем-то иным. Возможно, он решил, что раз меня нет рядом, то он с легкостью привлечет на свою сторону мои легионы. Он не принял в расчет упорства Фульвии — и ее отваги.

— Твоя жена — необыкновенная женщина, — сказала Клеопатра, искренне надеясь, что ей удалось произнести это с уважением. — Из нее вполне могла бы получиться царица.

— Я сделал бы для нее все, что угодно! — воскликнул Антоний.

Клеопатра не понимала, кого он пытается убедить: ее или себя?

— Я в этом уверена, — отозвалась она.

Неужто она просчиталась и Антоний вовсе не так уж стремится стать ее любовником?

— Ты знаешь, почему голову Цицерона выставили на Форуме?

— Потому что он казнил твоего отчима по ложному обвинению в заговоре?

— Я долго держал на него зло. Из-за него моей матери пришлось бороться с позором и постоянным безденежьем. Но причина не в том.

— А в чем? В том, что он выступал против тебя в Сенате? — сделала очередную попытку угадать Клеопатра. — Если бы он выдвигал такие возмутительные обвинения против меня, я бы точно его казнила.