Потом говорили, что ищущее смирения сердце Геракла не выдержало предательства друга, что он находился в состоянии аффекта, что коварная Гера вновь помутила разум бедняги. Все соглашались, но работники суда, незадолго до этого лишившие героя уз брака, вновь проявили к нему профессиональный интерес. Причем этот интерес грозил ему новыми узами, что совсем не входило в планы героя.

Признавая свою вину, он, тем не менее, утверждал, что на ужасное преступление его толкнула Гера, потому и наказание за него должен выносить вышний суд. Дубина и лук со смертоносными стрелами подтверждали слова хозяина, и Геракл, как и двенадцать лет назад, отбыл в Дельфы, чтобы там, через пифию узнать волю богов. Никто из представителей фиванской юриспруденции не возражал.

Обратиться повторно к пифии после той пакости, которую она учинила двенадцать лет назад, было весьма смелым шагом. Но, с другой стороны, приговор суда присяжных тоже ничего хорошего не сулил, а устраивать кассационную свару Гераклу было сподручней все же с космополитичной пифией, чем с жителями родного города. Кроме того, герой за минувшие годы уже успел поднабраться кое-какого житейского опыта и надеялся не дать так легко обвести себя вокруг пальца, как в прошлый раз.

В день прибытия героя в Дельфы в будке для предсказаний дежурила пифия Ксеноклея. Геракл не стал затягивать процедуру жертвоприношениями, молитвами и всякими прочими излишествами и, указав стоящим в очереди на вывеску: «Герои Греции обслуживаются вне очереди», сразу сунулся в окошко.

— Двенадцать лет на службе у Эврисфея, оплата в кассу, — сухо сказала привыкшая не церемониться с посетителями пифия и захлопнула окошко.

— Э-э-э, ну ты, Нитроклея! — возмутился Геракл. — Куда ты смотришь? Это старый приговор, я его уже отмотал. Новый смотри, ворона!

— Двенадцать лет у Эврисфея. Другой информации в компьютере нет. — Пифия снова захлопнула створку, для надежности защелкнув ее на шпингалет, о чем, вероятно, тут же пожалела. Створка, вырвав с корнем и шпингалет, и петли, просвистела у нее над головой, а в образовавшееся отверстие медведем полез разъяренный Геракл.

В кратких, но энергичных словах он объяснил испуганной служительнице культа, что по милости таких, как она, уже оттрубил от звонка до звонка свою дюжину и больше издеваться над собой не позволит. Что если она сейчас же не даст нормального волеизъявления богов, то он разворотит к чертовой матери все это прорицательское гнездо и на его месте организует свое. С предсказаниями не для лохов, а для нормальных пацанов. Что терпеть заносчивость и хамство всякой чиновничьей сволочи больше не намерен. В общем, сделал то, что мечтает сделать любой россиянин, стоя в очереди в паспортном столе (районной поликлинике, МОТОТРЭР ГИБДД, приемной начальника управы).

Тут надо заметить, что на службе прорицательницы восседали на специальном треножнике. Он являлся для пифии в своем роде таким же рабочим местом, как для конторского клерка стол с компьютером или для овощного азербайджанца прилавок с весами. Одни говорили, что треножник был сверху заточен на конус, что не давало девице расслабиться на рабочем месте и повышало тем самым производительность труда на тридцать процентов. Другие утверждали: это просто был такой высокий стул, вроде тех, что сейчас можно найти у любой барной стойки.

И когда Гераклу надоело ожидать, пока к гражданке в окошке вернется дар речи, он попросту вытащил из-под нее этот самый треножник, оборвал со стен создающие мистический антураж побрякушки и пошел искать место, где можно было бы основать собственный прорицательный пункт.

— В конце концов, я точно такой же сын Зевса, как и Аполлон, — сказал он напоследок все еще пребывающей в ступоре девице.

«Точно, — сообразила Ксеноклея. — Надо звонить Аполлону».

Далее все пошло по стандартной схеме, как бывает, когда на контролируемую одними плохими ребятами контору наезжают другие. В панике отзвонили Аполлону, тот на рысях поднялся и рванул в Дельфы, где и обнаружил весь этот беспредел. Может быть, кого-то появление на сцене солнечного бога и повергло бы в трепет, но за двенадцать лет беспримерной службы Геракл повидал крыши и покруче, чем этот небесный полковник ФСБ. Поэтому ожидаемого эффекта Аполлон не произвел.

Более того, в завязавшейся словесной перепалке давно отвыкший от прямых слов небожитель услышал много нелицеприятного и про себя, и про свою сестрицу, и вообще про всю семейку. Аполлон сгоряча попытался ударить Геракла оказавшейся в руках лирой, но получил абсолютно нешуточный хук с левой и вынужденным полетом в стену дома напротив крепко напугал зевак. Он достал лук и свои огненные стрелы, но увидел, во-первых, что противник грамотно укрылся за перевернутым киоском с сувенирами, во-вторых, в руках у оппонента тоже мелькнул лук, но с отравленными, опасными даже для бессмертных стрелами. В общем, не привыкший к активному сопротивлению Аполлон очень скоро понял, что в этой ситуации именно он тот самый школьник-мажор, нарвавшийся на отборную шпану.

Нет ни малейших сомнений, что заматерелый в куда более серьезных передрягах герой, так или иначе, отделал бы зарвавшегося олимпийца, если бы престиж своей горы в очередной раз не спас папа-Зевс. Метнув для острастки молнию, он велел мальчикам помириться и не обижать друг друга. Это самое «не обижать» было воплощено в жизнь в следующем виде: Геракл пообещал не бить Аполлона своей оливковой дубиной, а тот в свою очередь гарантировал герою максимально мягкий в его ситуации приговор.

Получившая назад свой треножник пифия, со страхом глядя на грозного подсудимого, дрожащим голосом продекламировала:

— Год исправработ в любом из частных хозяйств Греции, с перечислением средств пострадавшему.

То есть Геракл, подобно оставшемуся без хижины дяде Тому, должен был пойти на невольничий рынок и добровольно продать себя в рабство на год тому, кто заплатит больше денег. Что он и сделал. Хотя, при этом не следует забывать, что в случае необходимости он всегда мог регулировать цену и самих покупателей все той же своей дубиной. И после того как с помощью выкорчеванной оливы были отогнаны от аукционного помоста несколько не слишком симпатичных Гераклу покупателей, желающих с помощью героя за год прорыть Суэцкий канал, продлить Великую Китайскую стену до Испании и освободить Северную Америку от засилья индейцев, необычный лот приобрела красотка-царица Омфала.

Муж Омфалы, правитель царства Лидии Тмол, за несколько лет до этого погиб при трагических обстоятельствах, поэтому такой интерес дамы к лоту «Витязь в львиной шкуре» можно было понять. Причиной одиночества царицы стал излишний интерес ее супруга к прелестям некоей охотницы Агриппы, которая считала себя приверженкой Артемиды и не желала ответить ухажеру взаимностью. Тем не менее, как-то раз в охотничьем домике, служившем по совместительству храмом Артемиды, настойчивому Тмолу удалось добиться того, чего и тысячи лет спустя продолжают добиваться от своих дам любители природы в многочисленных охотничьих, рыбацких, туристических и прочих домиках на свежем воздухе.

Агриппа не вынесла диссонанса между охотничьей романтикой рассказов Бианки и грубой действительностью и продолжению карьеры охотницы предпочла повеситься на стропилах на чердаке все того же строения. Обидевшаяся за свою поклонницу Артемида выслала в качестве мстителя специального быка, который отличнейшим образом справился с заданием. Тмол погиб в мучениях. По ходатайству Феоклимена, сына покойного, Зевс присвоил безымянной высоте топографическое название «гора Тмол» с занесением во все географические карты и назначением нести на ней службу одноименного бога, впоследствии зарекомендовавшего себя в глазах культурной общественности самым продажным судьей за всю историю «Музыкального ринга».