Доктор оглянулся, и я сразу его узнала. Это был доктор Шакир, тот самый врач, который лечил меня, когда я сама лежала здесь меньше двух недель назад. Он торопливо подошел ко мне и протянул руку.

— Сожалею, что приходится встречаться с вами в таких непростых обстоятельствах, миссис Ричардсон.

— Где мой муж? С ним все в порядке? — спросила я, понимая, даже несмотря на оцепенение, что вопрос довольно глупый.

Оправдывало меня только то, что я до сих пор не знала, где Грант и в каком он состоянии.

— Ваш муж попал в очень серьезную аварию, — сказал доктор Шакир.

Он повернулся и указал на группу врачей, и я с упавшим сердцем поняла, что больной, к которому приковано все внимание, и есть Грант. Я вытянула шею, пытаясь рассмотреть его за белыми халатами, но ничего не увидела.

Доктор Шакир взял меня под локоть и осторожно вывел в коридор. Там он усадил меня на стул и сел рядом.

— Можно его увидеть? — Я посмотрела на врача застывшим взглядом. — Он тяжело ранен?

— Мы делаем все возможное для стабилизации его состояния, потом будем оперировать.

У меня вырвался вздох облегчения.

— Значит, он поправится? У него что-нибудь сломано?

На лице доктора Шакира отразилось искреннее сочувствие.

— Миссис Ричардсон… Лорен, верно? Помимо множественных порезов и ушибов головы и тела ваш муж получил серьезные раны, когда попал под колеса грузовика. Пожарная бригада вытащила его довольно быстро, но, как и во многих подобных случаях, имеются осложнения.

Я почувствовала, как пересохло во рту, и посмотрела на синюю занавеску, за которой работали врачи.

— Он поправится?

— На данном этапе трудно сказать. У вашего мужа серьезная гиповолемия — то есть пониженный объем крови, и мы предполагаем внутреннее кровоизлияние из-за травм в результате аварии. Он долго не приходил в сознание, мы поставили капельницу и сейчас пытаемся его обследовать по мере возможности. В ближайшее время мы проведем МРТ-сканирование всего тела, чтобы определить местонахождение источника кровотечения, но… — доктор Шакир старательно отводил взгляд, — существует опасность, что комбинация шока и обезвоживания может привести к острой почечной недостаточности.

Я беспомощно смотрела на него, ничего не понимая, потом снова спросила:

— Значит, вы не знаете, куда именно он ранен?

— Мы считаем, что у мистера Ричардсона множественные травмы внутренних органов, но, пока мы не получим результаты сканирования и не стабилизируем его состояние, мы не можем начать операцию. Это слишком рискованно.

— Но надежда есть?

— Ваш муж борется за жизнь.

У меня вдруг кольнуло сердце, и стены начали расплываться перед глазами, но уже через мгновение я справилась с собой и посмотрела на доктора.

— Можно мне к нему?

Доктор Шакир встал и взмахом руки пригласил меня за собой. Когда я подошла к больничной кровати, все медсестры и доктора отступили, и я наконец увидела Гранта, хотя узнать его было трудно. Все его тело было опутано трубками, проводами и катетерами, соединенными с мешочками с питательным раствором, кислородом и кровью, дренажными шлангами и ритмично попискивающими мониторами. На голове у него белела марлевая повязка, и я испуганно подумала, что травмы достаточно серьезные.

— По сравнению с остальными повреждениями раны на голове незначительны. — Доктор Шакир словно читал мои мысли.

— Он меня слышит?

Я подошла ближе и посмотрела на человека, которого знала совсем недолго, и все же он был большой частью жизни Лорен и отцом ее детей. Мне не хотелось думать о синяках на своем теле и о двуличности Гранта, который клялся мне в том, что до удара молнии мы жили с ним душа в душу. Я взяла его руку в свою и легонько сжала, вспоминая день, когда он в первый раз пришел ко мне в больницу, как волновался, как был растерян.

— Грант, — прошептала я, наклонившись к его уху. — Грант, ты должен бороться. Ты нужен детям.

Веки Гранта дрогнули, и он приоткрыл глаза.

— Лорен? Это ты?

Голос его был слабым и хриплым, словно каждое слово давалось с трудом. Приборы вдруг запищали громче, врачи тут же обступили кровать и начали проверять пульс, измерять давление и проверять дренажные мешки.

— Я здесь, Грант, — сказала я, не выпуская его руки, хотя мне пришлось немного отойти, чтобы не мешать доктору Шакиру.

— Мы больше не можем ждать томографии. Надо срочно начинать операцию, — покачал головой доктор Шакир.

— Уровень креатинина повышенный, — взволнованно проговорила медсестра. — Начинается почечная недостаточность.

— Дело плохо, — быстро сказала другая медсестра. — Держите каталку наготове.

Меня оттолкнули в сторону, и я со страхом смотрела, как Грант судорожно хватает ртом воздух. У меня задрожали руки, и я твердо решила остаться с ним столько, сколько потребуется.

Грант снова открыл глаза и посмотрел прямо на меня.

— Ты сможешь меня простить? — прошептал он, когда я порывисто шагнула к нему.

— Ты думал, что поступаешь правильно.

Я почувствовала, как на глаза навернулись слезы.

— Я бы никогда не сделал детям ничего плохого, — проговорил он так тихо, что мне пришлось подойти вплотную к кровати и нагнуться, чтобы услышать его.

— Знаю, Грант. Ты хороший отец, я никогда в этом не сомневалась.

Его бледные губы слегка скривились в улыбке, но я с содроганием увидела, как жизнь угасает в темных глазах.

— Лорен, — прошептал он едва слышно, — ты должна знать — я люблю тебя.

Я наклонилась и прижалась губами Лорен к его лбу.

— Я знаю.

Он закрыл глаза, монитор рядом с кроватью коротко пискнул и перешел на ровное нескончаемое гудение. Врачи и медсестры мгновенно засуетились, меня оттащили от кровати и вывели в коридор. Я могла только догадываться о суматохе, которая там происходит, потом кто-то из врачей закричал: «Давай!», а через несколько минут я вдруг осознала, что стало очень тихо. Лихорадочная деятельность вокруг кровати Гранта замерла, никто не произносил ни слова.

Неожиданно из монитора донесся долгий, низкий вой, и я поняла, что у детей больше нет отца.

* * *

Вечер прошел как в тумане. Когда Карен привезла детей в больницу, я повела Софи взглянуть на тело отца. Я считала, что девочка достаточно взрослая для такого испытания и должна попрощаться.

Младшие дети еще не понимали, какая трагедия произошла в семье, и вскоре мы уже поехали домой, чтобы приготовиться ко сну и не нарушать их привычный режим. Было больно сознавать, что Грант больше никогда не переступит порог своего дома, и сердце мое разрывалось от жалости к его детям.