Их голоса слились с мольбами Карлы и его родителей – они становятся все громче, все настойчивее.

Они разрывали пополам душу Марко, пока он балансировал на грани жизни…

И смерти.

Восход солнца в Майами – восхитительное зрелище. Причудливо переливающиеся золотистые лучи прорываются из-за горизонта, превращая ничем не примечательную бухту в волшебную радугу чудесно слитых нежно-розовых, светло-голубоватых и мягких зеленых тонов.

Лия наблюдала эту не радовавшую ее картину с шестого этажа госпиталя Святой Одилии, где она часами мерила шагами комнату для посетителей отделения интенсивной терапии. В дверях стоял вооруженный полицейский, другой молча сидел на кушетке, а третий находился у входа в стеклянный бокс, где лежал тяжело раненный Марко.

Время от времени один из государственных чиновников, собравшихся в холле, просовывал голову в дверь и спрашивал, все ли с ней в порядке и не нужно ли чего.

Лия все время отвечала одно и то же: да, она в полном порядке; нет, ей ничего не нужно.

И то и другое было ложью.

С ней творилось что-то неладное – она стремилась к Марко.

Она не видела его с тех пор, как санитары бегом выносили его из дома Виктора Кэвала. Лицо Марко было пепельно-серым, тело неподвижным, глаза закрыты. Она семенила рядом с носилками, поминутно сжимая его руку и повторяя, чтобы он держался, что все будет хорошо, что она все время будет рядом с ним.

Но ей не разрешили сесть в машину «скорой помощи». Она кричала и сопротивлялась, когда ее оторвали от руки Марко, которую она сжимала, стараясь влить свои силы в его восковые холодные пальцы.

Она не узнала лысеющего мужчину средних лет, который принял ее под свою опеку, когда машина «скорой помощи» уехала под вой сирены. Но мужчина ее знал.

– Мисс Саттон, – окликнул он ее и, предупредительно взяв под руку, повел к черному седану, припаркованному у ворот.

Усадив ее на заднее сиденье, он велел кому-то дать ей чашку холодной воды, а потом Лия отвечала на бесконечные вопросы следователя о том, что именно случилось в доме Кэвала.

– Где Энрике? – все время спрашивала она в промежутках между вопросами, выискивая в толпе фигуру телохранителя, который спас ей жизнь.

Ей никто не ответил. Тогда Лия решила, что его арестовали, как и других, которых увели в наручниках после того, как дом окружила полиция. Казалось, после стрельбы прошли считанные мгновения, но это было просто физически невозможно. Как бы то ни было, время для Лии потеряло свою протяженность. Она даже не заметила, что на дворе темная ночь, до тех пор, пока не начало всходить солнце.

«Заря – это знамение надежды, – сказала она себе, глядя в окно. – Но…»

– Мисс Саттон?

Она повернулась на голос и увидела Гордона Траска. Он стоял рядом с ней. Только прибыв в госпиталь, Лия выяснила, что агент, который всю дорогу ободряюще обнимал ее за плечи, был именно Траск.

Она откашлялась, стараясь разгадать, что может означать выражение его лица.

– Да?

– Он просит, чтобы вы вошли.

– Он? – Лия не смогда произнести вертевшийся на языке вопрос, не смогла посмотреть в глаза страшной возможности потерять Марко сейчас, когда она только что нашла его.

– Я не знаю, – тихо ответил Траск. – Вы хотите его видеть?

Она кивнула.

Траск провел ее мимо первого полицейского, затем мимо второго, сидевшего у двери палаты.

Лия застыла на пороге, не зная, в силах ли будет перенести то, что ей предстоит увидеть.

Рука Траска легла ей на запястье, она посмотрела ему в лицо. Глаза агента смотрели угрюмо и мрачно.

– Хотите, чтобы я пошел с вами?

Она отрицательно покачала головой и шагнула вперед.

У койки стояла медицинская сестра – она что-то отмечала в карте и заслоняла от Лии лицо Марко. Потом сестра отошла в сторону, и Лия чуть не подавилась рыданием.

Разве этот бледный призрак может быть Марко? Могучим, источающим жизнь Марко, который всегда дышал силой.

Никогда прежде не видела она Марко таким беспомощным и слабым. Никогда.

Лию охватило чувство протеста, когда она подошла ближе. Невозможно, чтобы это был он – кто этот незнакомец, который лежит на простынях, опутанный проводками и датчиками?

Однако ни с чем нельзя было спутать волевой подбородок, золотистые волосы, разметавшиеся по подушке, и синие глаза, которые взглянули на Лию, когда она склонилась над ним.

Его взгляд был на удивление прям. «Это действительно ты, – подумала она с внезапным облегчением. – Ты должен держаться, Марко…» Но она не могла понять, что именно хотел сказать ей Марко своим взглядом… Скорее, она не хотела понять. В его взгляде было понимание и… Отчуждение.

Он открыл было рот, чтобы заговорить, но Лия отрицательно покачала головой.

– Нет, – прошептала она, несмотря на ком в горле. – Отдыхай, Марко. Тебе надо восстановить силы. Ты обязательно поправишься.

Он слегка шевельнул головой, словно протестуя, и Лия почувствовала, что дрожит.

Она оглянулась на медицинскую сестру, словно ища поддержки, но женщина стояла неподвижно, как статуя, и избегала встречаться взглядом с Лией.

– Марко, – проговорила Лия, опять склоняясь над ним, – есть одна вещь, которую ты должен знать. – В ее голосе прозвучало отчаяние. – Я должна сказать тебе это, потому что… – Она осеклась, не в силах произнести заветные слова. – Ты должен это знать, – сказала она нежно, погладив его светлые волосы, упавшие на лоб. – Я должна сказать, что люблю тебя.

Она увидела, что в его глазах что-то мелькнуло, и веки тут же закрылись. Лию охватил ужас.

– Сестра! – крикнула она, и женщина тотчас же возникла рядом.

Но в это время Марко открыл глаза, и Лия с огромным облегчением увидела в них живые слезы.

Сестра незаметно отошла в сторону.

– Я в самом деле люблю тебя, Марко. Я давно поняла это, но не могла сказать об этом вслух. Я верю тебе и больше не боюсь…

Однако на деле она боялась.

Это был все тот же старый, знакомый страх, но теперь он навалился на нее с новой силой. Она была в ужасе, страшась потерять Марко. Такого страха она не испытывала еще ни разу в жизни.

Он открыл рот и, хотя Лия приложила к его губам палец, чтобы он молчал, с усилием попытался заговорить.

Голос его больше напоминал гортанный хрип, но она поняла то единственное слово, которое он смог произнести:

«Люблю».

И она поняла, что он хотел сказать.