Да и что у них за жизнь тут, в долине. Пресмыкайся перед этим доном, старым придурком, руку ему целуй волосатую, зная, что в любой момент он палец на тебя наставит – и его верные sicarios в тот же миг скормят тебя крокодилам. Паши до седьмого пота забесплатно. Душа нет. Гамбургер два раза в жизни всего и видят, когда нечаянно в город заедут с урожаем репы. Всей и радости, что бабу свою сморщенную и вонючую трахнуть, да сушёного гриба покурить. Можно ли ценить такую жизнь? Нельзя.

Только начальство в Лэнгли не одобрит массированного бомбового удара. Они там гуманисты, в костюмчиках-то с галстучками, в своих офисах с кондиционерами, они не бредут ночью через дикие маньянские горы, рискуя в любую минуту словить за шиворот разъярённого скорпиона. Они после присутственного дня, приняв душ, ведут длинноногую секретаршу в сверкающую огнями “La piccolo trattoria di Mario Canestri”, где, приняв для разгона по бокальчику spumante, добавив для аппетита по сотке vermouth rosato, принимаются не спеша, тщательно прожёвывая и говоря друг дружке всякие любезные слова, уничтожать чищенными зубами antipasto из acciughe, обложенных carciofi и cipolline, посыпанных сверху parmigianо и щедро политых острым sugo…

Эдик, Эдик, где ты, мой русский друг с душой, широкой, как заросшая диким лесом ничья страна Сибирь?!. Извини, брат, недосуг мне было позавчера с тобой пообедать – готовился к операции.

Взял бы я тебя, Эдик, в этот турпоход – побродить по отрогам Сьерра-Мадре, попить водочки на свежем воздухе, да нельзя: top secret, брат, оранжевая угроза.

Так что мы уж сами, брат, без тебя ущучим этого прохиндея, этого Фелипе Ольварру. И за смерть двоих твоих людей отомстим – спи спокойно, дорогой товарищ.

Колонна остановилась. То ли впереди идущий сбился с тропы, то ли проверялись лишний раз. Впрочем, на хребте их ждали двое, которые вышли туда еще накануне и оборудовали наблюдательный пункт. А возможно, и огневую позицию оборудовали. А что дальше – одному богу известно.

Итак, колонна, повторяем, встала.

Билл Крайтон выругался себе под нос. На уровне его лица смутно маячила в темнотище затянутая в камуфляж задница впереди идущего прайвата с ELS017 за спиной. Разговаривать в колонне было запрещено. Протиснуться вперёд по узкой тропке, чтобы узнать, что за препятствие преградило им дорогу, нечего было и думать. Оставалось торчать как столб на одном месте и беззвучно материться. Что он и делал.

Какая-то увесистая сволочь залезла на высокий шнурованный ботинок резидента ЦРУ и поползла выше, цепляясь за грязные армейские штаны. Вот ещё мерзость, подумал Крайтон, достал из ножен мачете и резким движением сшиб ночную тварь на землю. Стоящий впереди прайват недовольно покосился на шелест стали о ткань. Косись, косись, expendables,[37]злобно пробормотал мистер Крайтон. Бормотание наружу не просочилось.

Он не очень боялся всяких тропических паразитов. Он вырос на юге Аризоны, где этой мерзости водилось в предостаточном количестве. Да и в лагерях его кое-чему обучали. Он вовсе не тот штатский, каким его представляет подлец Канада. В Анголе, прямо скажем, и не такие звери бродят по ночам пешком через джунгли, норовя без приглашения повиснуть на гардеробе белого человека.

Проторчав на месте минут двадцать, колонна возобновила движение. До хребта оставалось совсем немного. Уже кое-где звёзды просвечивали через кроны деревьев. Звёзды крупные – они в горах всегда крупные. Крайтон знал, что, несмотря на усталость, несмотря на смертельную опасность, несмотря на сорок восемь факаных лет, когда они вылезут на хребет и очутятся наедине со звёздами, его охватит романтическое состояние, лёгкая эйфория. Плюс небольшая гипоксия от нехватки кислорода.

Кто-то взял Крайтона под локоть.

– Секунду, сэр, – услышал резидент голос лейтенанта. – Есть разговор.

– Well, – сказал Крайтон. Не случайно, стало быть, они стояли.

– Там на гребне, выше нас, ярдах в трёхстах, мои ребята заметили какое-то шевеление.

– Может, звери? – мгновенно предположил Билл Крайтон.

– Зверям нечего делать на гребне, – мягко возразил лейтенант. – Там нет водопоя.

– Ну, наверное, надо послать кого-нибудь посмотреть… – сказал Крайтон с лёгким раздражением.

– Уже послал двоих, сэр. А остальные покамест на самый верх не полезут. Притормозят чуть не доходя…

– Хорошо, – сказал Крайтон.

Формально он руководил экспедицией, или как это ещё назвать? – восхождением? вторжением? закланием?.. Лейтенант Саймон Канада представлял род войск, где субординация не была пустым звуком. Хорошо ещё честь не отдаёт, подумал Крайтон уже без всякого раздражения. А может, и отдаёт. Только не видно, потому что ночь.

– Следуйте за мной, сэр, – сказал лейтенант. – Еще десять минут, и отдыхаем.

На полянке убогих размеров – какие-нибудь три на три метра – разместилось всё воинство лейтенанта Канады: семь человек плюс два подошедших командира. Солдаты предчувствовали заварушку: присев на ящики с ракетами, они поглаживали короткоствольные карабины, ощупывали дополнительный боекомплект, проверяли, легко ли выходят ножи из ножен. Крайтон лично ни с кем воевать не собирался. Не царское это дело. Он сел на камень, привалился спиной к дереву и мгновенно заснул.

Через некоторое время Канада потряс его за плечо.

– Ну, что там? – бодро спросил резидент ЦРУ.

– Там три человека, сэр. Вооружены.

– Да? – удивился Крайтон. – И что им там надо?

– Похоже, то же самое, что и нам, сэр.

– Как это?

– Они ставят там наблюдательный пост, сэр.

– Н-да… Скажите лейтенант, а нельзя ли их как-нибудь… того?..

– Не хотелось бы поднимать шум прежде времени, сэр.

– А как-нибудь без шума?

– В ножи?

– Ну да. Что я вас буду учить…

– Попробовать можно.

– Так попробуйте.

– Слушаюсь, сэр.

– Лейтенант!

– Сэр?

– По возможности одного из них возьмите живьём, о’кей?

– Сделаем, – серьёзно ответил Канада.

Профессионализм – страшная сила, подумал Крайтон, глядя, как лейтенант отдаёт короткие распоряжения своим солдатам. Не удивительно, что убить человека становится год от году всё дороже…

Двое остались при ящиках, остальные во главе с лейтенантом растворились в джунглях. До рассвета оставалось чуть более часа.

Последним, что в своей дурной и несчастной жизни услышала толстуха Магдалина, был короткий и звучный треск, произошедший в результате соприкосновения наспех вырезанной из эвкалиптового чурбака дубинки и железного черепа боевого соратника Магдалины, бедового парня Побрезио. Прежде чем она успела о чём-то подумать, её правая рука метнулась к флажку на цевье, а левая развернула автомат в сторону неожиданного треска. Но было поздно. Чья-то чёрная ладонь взяла её за хлебало, и в спину чуть повыше поясницы, разрывая ткань, легко и непринуждённо вошло широкое холодное лезвие, которое тут же раскалилось до немыслимых температур, взорвалось внутри кричащего тела как вулкан, растерзало печень и упёрлось в ребро. Дыхание её прекратилось. Какие-то красные пятна на белом закружились и сфокусировались в черепичные крыши на фоне снегов. Запахло коровами и фиалками. Гномы в длинных жёлтых колпаках зафендячили на дудках “Ночную серенаду”. Прямо из джунглей выросла белая гора Юнгефрау с дурацким тоннелем, по которому бегали красные вагончики, полные кретинов с лыжами в обнимку, и мамахен протянула к непутевой дочке толстые руки. Bitte, сказала мамахен. Bitte schön. Все собрались и ждут.