высочество, — сказал попаданец прямо, поскольку его положение святого много чего позволял много чего свободного, как в возрасте, так и в статусе, — а ваш августейший отец хоть догадывается о том, какие разговоры здесь ведутся за его спиной?

— Н-нет, никак не знает, — густо покраснев, ответила великая княгиня. Не известно, знала ли она о тактике великого Наполеона, но делала так же, как он — сначала ввяжемся в бой, а потом посмотрим. Но поскольку в юной головке содержалась совсем немного гениальности, больше приходилось на красоту, то происходившее сражение развивалось не так, как она думала, и девушка откровенно растерялась.

— Я бы на вашем месте все же осмелился подойти и поговорить, — спокойно посоветовал Макурин, — вдруг его императорское величество Николай Павлович имеет на вас другие планы. А вы тут крутите, извините, шашни с его поданными. Нехорошо получается.

Пока он сочинял ей педагогическую нотацию, его собеседница немножечко пришла в себя и напомнила:

— Хорошо, я поговорю с отцом, но вы все-таки подумайте. Не каждый день вам предлагают породниться с девушкой правящейся династии.

Кадриль закончилась, они невольно разошлись. Но попаданец все же успел увидеть, что великая княгиня довольно усмехнулась. Как же, последнее слово оказалось за ней. Милая девочка, в феодальном обществе вообще не важно, кто начнет и кто закончит говорить. Все зависит от того, кем является собеседники. Вот и тебе, родная, прежде всего, надо думать об отце, а уже потом об собственных амурах.

Он смешался с праздной толпой, которая разговаривая, смеясь и споря, создавала общий праздничный тон. А вот ему как-то было невесело. Остро не хватало любимой жены, которая на балах обычно нагло прямо-таки висела на левой руке, щебеча и веселясь себя, а заодно радуясь и конфузя своего мужа. Он почему-то считал, что бал это не семейная кровать, чтобы вот так прижиматься.

Ворчал и даже гневался, а теперь вот хотел, чтобы ненаглядная Настенька вдруг оказалась на придворном балу и заняла законное место на его левой руке.

— А, может, и нет у Татьяны к никакой любви? Коли уж искать кого, то и другие есть свободные, более смазливые, знатные и богатые. А он то чего? — он немного подумал и чуть ли воскликнул, — святой, вот оно что! Как бы она к нему и не из собственной инициативе пришла к проситься в постель?

Он сейчас в невероятной силе и могуществе. И хотя они с императором вроде бы договорились к обоюдному согласию и на пользу Николаю, а вдруг тот решился подстраховаться? Макурин подумал еще раз, представил императора и отрицательно покачал головой: — хотя, может, не станет, очень уж это на него не похоже.

В любом случае, информация о шаткости положения императора Николая и большой роли Макурина все более распространяется и явно приведет к волнению в обществе и слабости государства. Надо ему императора подтолкнуть. Некогда, буквально в прошлом месяце, в его поместье, когда августейший монарх специально туда приезжал, они уже договаривались, как завершить эту проблему. Оба решили, что монарх и святой, являющийся одновременно чиновником и помещиком, должны прилюдно объявить о своем хорошем положении и не желании его менять. При этом оба понимали, что заявлять об этом должен будет Макурин, говорить о подобном Николаю будет, по крайней мере, смешно и непонятно. Однако, император обязательно должен начать такой разговор, на то он и монарх. В любом другом случае святой окажется на месте государя. Ну, или бунтовщика.

А император как то и не думает искать случая и ставить обязательную точку. Испугался, успокоился? Смирился? Чтобы там не было, но он стал до нельзя пассивен. То есть, от одного берега он отошел, а к другому не торопиться. Но, ваше императорское величество, а утонуть не боитесь?

Впрочем, Андрей Георгиевич, по-видимому, много надумал нехорошего. В Санкт-Петербург он приехал только сегодня, должен же он немного отдохнуть. А на балу все мешали. Николай как бы невзначай несколько раз пытался подойти к Макурину, но придворные тут же толпились рядом. И ведь не наорешь же на людишек, не скажешь им, что ему надо поговорить тет-а-тет с одним из чиновников.

Наконец, Николай I ухитрился создать ситуацию для нужного разговора. К Макурину подошел флигель-адъютант и негромко сообщил, что император ненадолго уединился в личном рабочем кабинете и просит, — флигель-адъютант тоном подчеркнул это слово, — подойти к нем для небольшой работы над секретным документом.

Ага, если он правильно понял, то этот тот случай — попаданец изо всех стараясь сделать вид ленивого, праздного человека, которого внезапно вызвал е себе государь, вышел из бального пала и направился к рабочему кабинету.

Император ходил по небольшому помещению, заполненному мебелью, и ему, очевидно, было неудобно. Впрочем, монарх на это не обращал особого внимания.

— О? вот и ты, — обрадовался он святому, — у меня к тебе неприятная новость — слухи омоем, — он помедлил, подбирая более нейтральное слово, — неудобном положении, ширятся и вскоре разойдутся в массы. Мы должны их опередить, иначе будет катастрофа.

— Я готов, ваше императорское величество, — даже с облегчением сказал попаданец, — готов к любому варианту, — а то люди уже говорят обо всем, даже ваши родственники. Буквально час назад на идущем балу подошла ваша дочь Татьяна с невероятным предложением.

— Да? — искренне удивился император, — чего же оно такого могла такое сказать? Девчонка еще…

Удивление его было настолько чистосердечно, что Макурин понял — Николай тут не при чем и сам только что узнал о выходке дочери. И вот что здесь скажешь? Можно и гордится девушкой, решившей, так сказать, защитить отца своим телом и досадовать на ее деятельность, умудрившей осложнить и без того сложную обстановку.

— Мне понятно одно — ситуация расползлась до крайней степени и мы должны действовать без промедления, — решительно сказал монарх.

Честно говоря, Андрей Георгиевич хотел бы увидеть более энергичную реакцию августейшего отца на выходку Татьяны, но хотя бы таким образом. Если они сами сумеют снизить остроту, то тогда Андрей Георгиевич и сам мягко, но твердо откажет великой княгине. Все-таки женат уже, а она не совсем юная девчонка, должна понять!

Кроме того, он все-таки надеялся на монарха, который специально не отреагировал бурно в присутствии чужого человека — а Макурин понимал, что он по большому счету им не близок — чтобы потом наедине или в присутствии матери императрицы Александры Федоровны устроить дочери выволочку.

— Я могу провести беседу в церкви и объявить о своих планах, — предложил Андрей Георгиевич, — твердая позиция святого образумит многих и смутьянов и просто пока нейтральных зрителей.

— Хорошо, мой