– Итак, детектив, как вы сообщили ранее, в ту ночь между подсудимым и жертвой произошла ссора. Я прав?

– Если вам так угодно это называть.

– А как бы назвали это вы?

– Вы говорите об инциденте непосредственно перед тем, как он ее убил?

Я посмотрел на судью и развел руки в притворном жесте изумления.

– Ваша честь…

– Детектив Уиттен, – сказала судья, – пожалуйста, избегайте столь пристрастных заявлений. Виновен или невиновен подсудимый, решать присяжным.

– Приношу свои извинения, ваша честь, – сказал Уиттен.

Я повторил вопрос.

– Да. Они поссорились.

– Ссора из-за денег?

– Да, Лакосс хотел получить свою долю от клиента, а Глория Дейтон уверяла, что в комнате, куда он ее направил, клиента не оказалось.

Я поднял палец, акцентируя момент, который он только что описал.

– А вы с напарником изучили эту несостыковку? Установили, кто был прав?

– Да, мы проверили, утаила жертва что-то от Лакосса или нет. Мы установили, что комната, куда Лакосс ее отправил, была не занята, а имя, которое Лакосс ей назвал, принадлежало постояльцу, который уже выписался. Когда Глория Дейтон пришла в отель, в номере никто не проживал. Лакосс убил ее за то, что она скрыла деньги, которых у нее и не было.

Я попросил судью исключить последнее предложение Уиттена из протокола как предвзятое и неприемлемое. Лего согласилась и приказала присяжным не придавать этому значения. А я продолжил заваливать Уиттена новыми вопросами.

– Детектив Уиттен, вы проверили, есть ли в отеле «Беверли-Уилшир» камеры видеонаблюдения?

– Проверили, они есть.

– Вы просмотрели записи той ночи, о которой идет речь?

– Да, мы обратились в офис охраны отеля и просмотрели видеоматериал.

– Что удалось почерпнуть из вашего просмотра, детектив Уиттен?

– На этажах камер нет. Но из того, что мы увидели на записях из фойе и лифтов, мы сделали вывод, что в комнате, куда ее послали, никого не было. Дейтон даже навела справки на стойке регистрации, и ей ответили «нет». Это видно на записи.

– А почему эту запись не демонстрировали присяжным во время стадии обвинения?

Форсайт запротестовал, назвав вопрос дискуссионным и не имеющим отношения к делу. Судья Лего согласилась и поддержала протест, однако сам вопрос и на этот раз был важнее ответа. Присяжные пожалели, что не увидели ту запись, – не важно, имела она значение или нет.

– Детектив, – продолжил я, – как вы объясняете такое несоответствие: Андре Лакосс договаривается о свидании в отеле «Беверли-Уилшир», а когда туда приходит Глория Дейтон, оказывается, что в номере никто не живет?

– Я никак это не объясняю.

– Вас это не волнует?

– Конечно, волнует. Но не на все вопросы можно найти ответ.

– Ну, тогда расскажите нам, что там, по-вашему, произошло?

Форсайт возразил на основании того, что ответ предполагает домыслы. Судья отклонила протест, сказав, что хочет услышать ответ детектива.

– Если честно, у меня ответа нет, – произнес Уиттен.

Я сверился с записями, чтобы убедиться, что ничего не забыл, а потом бросил мельком взгляд на стол защиты – может, Дженнифер что-то напомнит. Но, похоже, я отстрелялся. Поблагодарив свидетеля, я сказал судье, что больше вопросов нет.

К трибуне подошел Форсайт и попытался залатать прорехи, которые я вскрыл в стратегии обвинения. Уж лучше бы он спустил все на тормозах – складывалось впечатление, что он забалтывает суд и удаляется от сути.

Форсайт выяснил, что раньше Уиттен работал тайным агентом службы по борьбе с наркотиками и располагал несколькими конфиденциальными источниками, которые снабжали его информацией. Никто из осведомителей не связывался с ним по основному номеру полицейского участка. Это было бы крайне необычно и чрезвычайно опасно. Всем информаторам давали номера личных телефонов, по которым устанавливалась связь.

Все это звучало убедительно, ничего не скажешь, однако не имело ничего общего с обстоятельствами, в которых оказалась Глория Дейтон. И когда настал мой черед повторно произвести прямой допрос, мне не пришлось утруждаться, чтобы разбить его в пух и прах. Я даже не стал брать блокнот и подходить к трибуне.

– Детектив Уиттен, как долго вы работали тайным агентом службы по борьбе с наркотиками?

– Два года: с двухтысячного по две тысячи первый.

– Понятно. А номер сотового телефона у вас остался прежний?

– Нет, теперь я работаю в отделе убийств.

– То есть номер у вас изменился?

– Да.

– Понятно. А если один из информаторов, из тех, что работали на вас в 2001 году, захочет вам позвонить?

– Ну, я перенаправлю этого человека к соответствующему следователю.

– Вы не уловили суть вопроса. Как бы с вами связался этот старый источник, ведь прежний стандартный способ связи больше не существует?

– Есть много разных способов…

– Например, позвонить на основной номер полицейского участка и попросить вас к телефону?

– Я не знаю информатора, готового пойти на такой шаг.

Уиттен понял, чего я добивался, и упорно не хотел сдавать мне этот раунд. Хотя это уже не имело никакого значения. Присяжные все поняли. Глория Дейтон спустя столько лет могла связаться с агентом Марко, только позвонив на основной номер.

Я закруглился и сел на место. Уиттена отпустили, и я вызвал Виктора Хенсли. Этот свидетель был моим троянским конем. Его имя шло под номером шестнадцать в исходном списке свидетелей, который сторона защиты представила перед началом процесса. Следуя судебному протоколу, имена в списке свидетелей снабжались кратким комментарием: кто этот человек и о чем будет давать показания. Это делается для того, чтобы противоположная сторона могла решить, сколько времени нужно на изучение и подготовку к показаниям свидетеля.

Однако, поместив имя Хенсли в список, я не хотел, чтобы сторона обвинения раскусила мою истинную цель. А цель заключалась в том, чтобы с его помощью приобщить записи с камер наблюдения в отеле «Беверли-Уилшир» в качестве вещественного доказательства. Поэтому я внес информацию по роду деятельности Хенсли и охарактеризовал его как подтверждающего свидетеля. По моему плану, Форсайт и Лэнкфорд посчитают, что Хенсли просто подтвердит: номер, в который отправилась Глория Дейтон в ночь смерти, никто не снимал.

Позвонив Хенсли непосредственно перед судом, Сиско выяснил, что за время досудебной стадии Лэнкфорд заглянул в отель лишь однажды, а Форсайта наш свидетель вообще в глаза не видел. Все это сулило только хорошее. А когда Хенсли взошел на свидетельскую трибуну с приличной кожаной папкой с записями в руках, стало ясно: возникли отличные шансы не только выдержать тот темп, который я задал с утра с Уиттеном, но и ускорить его.