мне ни было больно говорить об этом, но мстить ты научилась, доченька, а любить нет…

Слезы соскользнули с ресниц, и я внезапно выпалила:

– Думаешь, у меня было на это время?

Мама вздрогнула, и мне вот точно не стоило срываться, но какой-то винтик в системе сломался, и мне, походу тоже уже нужен был психиатр.

– Первый раз мне понравился мальчик в секции по карате, – я говорила, глядя вдаль, на огни вечно не спящего города. – Очень понравился, и он знал, что мне не безразличен. В первом же спарринге я из-за своих чувств не смогла ударить его, зато он отправил меня в нокаут и получил пояс. Это был первый урок для меня.

– Каиль, – мама протянула руку, и коснулась моей руки.

Отдернув ладонь, я вытерла слезы и продолжила:

– В полицейской академии – дала одному, значит, дала всем. Ты или товарищ по команде, или баба – выбирать, как говориться тебе, но правило есть правило… кто бы, что бы ни говорил, обещая луну с неба и кофе в постель. Князь правду сказал, подметив, что я готова была влюбиться в любого сопливого парня с постера, но он не догадывался о причинах – влюбляться в недостижимую мечту было безопасно. И никаких последствий. Посидела, повосхищалась, пострадала, сорвала постер со стены, нашла новый объект для влюбленности и все.

На секунду я умолкла, а потом как плотину прорвало.

– Я влюбилась в Навьена, мам. Всю жизнь избегая любви с последствиями, я в итоге выбрала того, последствия отношений с которым гарантировали гибель не только мне, но и ему. Почему так? Не знаю. Возможно, мне не хватало отца, а Навьен был старше, и я к нему потянулась как сопливая наивная идиотка.

– Я думаю, тебе стоит поговорить об этом с Марком, – осторожно посоветовала мама.

– Не о чем говорить, – я продолжала сжимать руль. – Не о чем. Не зная о его прошлом, я бы может попыталась бы, но когда узнала… Быть рядом с ним, это все равно что постоянно видеть страх в его глазах.

– Страх? – переспросила мам.

Я не стала объяснять. В памяти возникла пещера, полупьяная я, практически трезвый Навьен и его слова: «Я никогда не трону тебя, Каиль. Никогда, понимаешь? Я не знаю, как ты вернула меня к жизни, но после смерти все, чего я хотел – быть рядом. Видеть тебя, твоих детей, знать, что ты жива. Я люблю тебя. Я люблю тебя больше своей гребанной почти вечной жизни, и потому не трону. Никогда не трону».

И те, что он сказал позже: «Я подыхал счастливым, Каиль, искренне веря, что сумел защитить любимую по мере своих сил и возможностей. По крайней мере, я знал, что ты останешься жива. В любом случае, ты останешься жива. А вот если я тебя трону… Мне больше тысячи лет, Каиль, и я прекрасно знаю, что как бы не берег тебя, как бы не пытался скрыться – Даркан нас найдет. И мне плевать, если сдохну я, понимаешь? Потому что есть вещи пострашнее смерти, Каиль. Гораздо страшнее. К примеру, увидеть, как князья убивают твоих жену и детей. Вот это страшно. И потому ты будешь рожать от Даркана, Каиль, а я… мне будет достаточно, просто видеть тебя живой. И я буду любить твоих детей, как собственных».

Слезы сорвались с ресниц, прокатились по мокрым щекам и на этом все. Плакать я перестала.

– Какая ирония, – мне было так горько в этот момент, – он говорил, что ему для полного счастья будет достаточно просто видеть меня живой. А я видя его живым, конечно рада, но, черт возьми, вообще не счастлива. И еще он говорил, что он будет любить моих детей как собственных… а вот я так не смогу, мам. Мне еще предстоит посетить Малисент с поздравлениями, но… Как бы хорошо я не относилась к Мали, боюсь, принести ей свои поздравления будет для меня слишком…слишком тяжело…

И запрокинув голову, я посмотрела на звезды.

«Мама, смотри, звезды падают»

«Они не падают, они умирают»…

– Интересно, если верить словам Марка, отец видит нас сейчас?

– Я бы не нашла в себе силы заговорить с ним, – призналась мама.

И это признание далось ей нелегко.

– Я бы тоже… – вот такое идиотское состояние.

– Это не твоя вина, тебе было всего пять лет, ты едва ли его помнишь. Но я знаю, как часто ты ходишь на могилу к бабушкам.

Да, часто. Слишком часто… Настолько часто, что это может стать опасным для тех людей, с которыми мы сейчас меняем к лучшему этот прогнивший коррумпированный насквозь мир.

– Каиль, – я вдруг ощутила все то напряжение, чтое охватило маму, которая решилась задать действительно страшный вопрос, – Каиль, твой отчим, он…

Она хотела спросить «Жив?». Я ощутила это так же ясно, как если бы услышала произнесенное вслух. Вот она сила вампирских князей… точнее сила Даркана. Да, многое же он мне дал, с этим не поспоришь.

– Он мертв, – тихо сказала я.

И мама выдохнула, не скрывая облегчения, а я только сейчас поняла, что она боялась. Все это время она продолжала бояться. И даже сейчас под защитой вампиров и моей. Хотя к моей защите мама относилась не слишком серьезно, для нее я все еще оставалась ее маленькой девочкой. Забавно.

– Ты отомстила? – вот этого вопроса я не ожидала.

Но ответила честно.

– Отомстила. Потом снова отомстила. И снова. Его жизнь в тюрьме я превратила в нечто худшее, чем ад, так что… последние годы он прожил значительно хуже, чем планировал… это если мягко выражаться. А когда его попытались вытащить из тюрьмы – он умер. Сначала больше двадцати раз сам кинулся на нож – все сокамерники как один подтвердили его излишнее усердие в попытке расстаться с жизнью, но на этом не закончилось. Потом он слегка не то вколол себе в капельницу в тюремном лазарете… будучи без сознания, но когда и кого это останавливало?! Потом немножко горел. Потом его останки кое-как вытащил князь Мортем, но после подавления его бунта, отчим окончательно потерял все признаки жизни. Жалеть не буду, и даже жалость изображать не стану. В конце концов, отца убил он. Жизнь за жизнь, как говорится.

– Мне жаль, что тебе пришлось пройти через это… – прошептала мама.

Подумав, нехотя ответила:

– Ну, я, к примеру, знаю одного вампира, которому пришлось убить собственного отца, чтобы спасти жизнь своей матери. Так что у меня еще не худший случай, если уж серьезно.

– Какой ужас…

– Ужас для