— Потише, — поморщился Смыков. — Здесь вам, братец мой, не Киркопия. Вы лучше внутрь загляните. А я подстрахую. Если что — сразу назад.

Жердев хотел было возразить, но потом махнул рукой и исчез за потемневшими от непогоды дверями станционного здания. Смыков, дабы не маячить на открытом месте, присел за поленницу. Отсюда был виден и перрон, и хвост состава, и даже водонапорная башня, бак которой проржавел до такой степени, что цветом своим напоминал спелый апельсин.

Жердев появился минут через десять. За это время можно было не только досконально осмотреть крохотный зал ожидания, но даже подмести там пол.

— Пусто, — сказал он, озираясь по сторонам если не затравленно, то сверхподозрительно. — Только старушка на лавке лежит.

— Мертвая? — догадался Смыков.

— Мертвее не бывает.

— Причину смерти установили?

— Хрен ее установишь. Крови не видно. Может, болела. Может, от страха зашлась. Глаза вот такие! — Он показал свой кулак. — А под головой мешок с сухарями. Это же надо! Дня три тут лежит, если не больше, а сухари никто не тронул.

— Верно, — задумчиво произнес Смыков. — Солдат сухарям валяться не даст. Похоже, нет здесь никого… Проверим по вагонам?

— Проверим, — без прежнего энтузиазма согласился Жердев.

К составу они двинулись короткими перебежками, хоть и не сговаривались заранее, — от поленницы к пакгаузу, от пакгауза к туалету, от туалета к какой-то будке, располагавшейся как раз напротив хвостового вагона.

— Теперь ты иди, — сказал Жердев хмуро. — Сейчас мой черед тебя прикрывать.

— В спину только не попадите. — Смыков вразвалочку двинулся к вагону, по опыту зная, что праздношатающегося человека редко бьют в упор без предупреждения, сначала окликают.

Пистолет он достал только в тамбуре, но, пройдя насквозь два вагона подряд, снова сунул его в карман. Если в составе и были какие-то люди, то они упились до бессознания, либо со страху даже пикнуть боялись. Ничем иным нельзя было объяснить то обстоятельство, что постороннему типу дозволялось свободно разгуливать по охраняемому объекту.

Вскоре Смыков обнаружил вагон, где прежде обитала плешаковская солдатня. Судя по количеству постелей, было их всего тринадцать — дюжина рядовых и один офицер. На верхних полках лежали тощие вещевые мешки и немудреное оружие — ружейные обрезы, дедовские берданки, самодельные пики. На столиках остались кружки с недопитым травяным чаем, куски зачерствевшего хлеба. В офицерском купе Смыков обратил внимание на добротные яловые сапоги, вокруг голенищ которых по неистребимой армейской привычке были обернуты несвежие байковые портянки.

— Ну как там? — донесся снаружи голос Жердева, исстрадавшегося от одиночества.

— Да никак, — ответил Смыков, испытывая неизъяснимую кладбищенскую тоску.

— Ушли все. Без оружия, босиком, не жравши.

Ради приличия он проверил и три оставшихся вагона, а потом спрыгнул на испачканную мазутом железнодорожную щебенку, здесь называемую не по-людски «балластом».

Впереди громоздилось неуклюжее тело паровоза, пахнущее железом, сажей и смазкой. Своими угловатыми, далекими от целесообразности формами, а особенно хищным изломом кривошипного механизма, похожего на сложенную клешню, он напоминал какую-то допотопную, не обструганную эволюцией тварь — нечто среднее между трилобитом и ракоскорпионом.

— Лезьте в кабину, — сказал Смыков подошедшему Жердеву. — Раз вы специалист, вот и проверьте что там к чему.

— Запросто, — тот, пыхтя, взобрался по крутой лестнице наверх и почти сразу сообщил: — Холодный!

— Кто холодный? — не понял Смыков.

— Котел, говорю, холодный. Пока раскочегаришь его…

— Вы что — передумали?

— Да нет. Возни только много. Паровоз греть — то же самое, что монашку уговаривать… Дров, правда, полный тендер. Сейчас воду проверю… И вода есть. Слушай, пока я топкой заниматься буду, отцепи половину вагонов. На фига нам лишний груз на себе волочь. Налегке полетим, как ласточки.

— Как это, интересно, я их отцеплю? — возмутился Смыков. — Это ведь вагоны, а не репей. Я по железнодорожному ведомству не служил.

— Автосцепка там. Дите разберется. — В кабине что-то лязгнуло, и Жердев выругался. — Вот говноеды, кто же так топку чистит!

Смыков пошел вдоль состава назад, мысленно прикидывая, сколько вагонов потребуется, чтобы с комфортом разместить всю рать анархистов. В промежутке между четвертым и пятым вагонами он присел на корточки и принялся изучать устройство пресловутой автоматической сцепки, похожее на две вцепившиеся друг в друга железные челюсти. Человек он был от техники далекий, но в конце концов обнаружил рычаг, разжимающий мертвый захват этих челюстей.

Очень довольный собой и почти забывший про недавние страхи, Смыков уже собирался податься обратно, но его внимание привлек странный скрипящий звук, словно колесные пары вагонов сдвинулись с места.

Такое было невозможно в принципе, и зрение Смыкова подтверждало это, но рельсы продолжали тревожно поскрипывать, а щебенка между ними едва заметно подрагивала.

У Смыкова неизвестно почему заныли сразу все зубы, и он быстро зашагал к паровозу, над трубой которого уже курился дымок. Жердеву о своих наблюдениях он решил не сообщать — тот был храбр больше на словах, чем на деле. Как и всегда, неприятности на этом не кончились — Смыков едва не расквасил себе нос, споткнувшись о булыжник, своей формой и размерами резко отличающийся от стандартных кусков щебенки. Больше всего он напоминал человеческую голову — не череп, лишенный мягких тканей, а именно голову, грубо вытесанную из камня. Вполне возможно, что это был случайно попавший сюда обломок памятника, но кто бы стал ваять такое лицо — с оскаленным ртом и выпученными глазами?

«Глюки начинаются», — подумал Смыков, вспомнив почему-то быков-производителей, бесящихся от избытка своей жизнетворной силы. Когда он поднялся в кабину паровоза, в топке уже вовсю гудело пламя, а Жердев швырял в раскрытую дверцу березовые поленья.

— Смени меня! — крикнул он. — А я сифонить начну. Не забывай на манометр поглядывать. Надо хотя бы до пяти атмосфер давление поднять, а не то с места не тронемся. Эх, уголька бы сюда донбасского, а еще лучше кардиффа.

Топка пожирала поленья с жадностью Молоха, и скоро Смыкова прошиб пот. Жердев, подкачав инжектором воды в котел, схватил длинную кочергу и стал ворошить угли, равномерно распределяя их массу по колосникам. Похоже, он действительно что-то понимал в паровозах.

У Смыкова от бешеного темпа работы уже потемнело в глазах. Жердев не позволял ему и минуты отдыха. Особенно туго стало, когда был разобран первый ряд дров. Теперь, чтобы отправить очередное полено в топку, приходилось делать не шесть, а все восемь шагов. Из трубы паровоза валил бурый дым, в котле бурлила вода, но давление пара росло до обидного медленно.