да кто ты — милиционер или грузчик по своей сущности? И зачем ты вообще пошел в милицию? Он в дежурной части сидел и пьяных обирал. Вот это стремно — в карманах шариться. Тем не менее, когда его здесь обыскивают, он пытается оскорблять сотрудников. Ну, в самом деле, что это за профессия — милиционер? Он же фактически ничего не умеет в жизни делать. А запирать пьяного в обезьянник — это не специальность. Поэтому и страшит многих воля, где они будут никому не нужными. Ведь многие, сидя в зоне, уже развелись. В силу того, что их привезли сюда сидеть, а не оставили дома. Оставили бы дома, и не было бы разводов. То есть политика государства сегодня такая, что карательный меч правосудия наказывает не только конкретного человека, но и его семью. Меня вот это бесит больше всего. Ладно, я совершил преступление, но моя дочь-то при чем тут? Она один раз приехала сюда в семь утра, и до четырех часов дня ее где-то там продержали… Зимой. В холодном помещении. Это не злость у меня, а чувство безнадежности. А начнешь жаловаться… Я так думаю, что сами-то люди здесь работают неплохие. Ведь не каждый сюда пойдет работать. Но они ничем не могут помочь нам. Потому что условия такие сами по себе. Ну а я лично себя преступником не считаю. Ну какой я преступник?

Мужской разговор

Пострадал за машину. — Свадьба в СИЗО. — Позор для близких. — Коллеги, облившие грязью. — Второй срок

Спрашиваю осужденного С.:

— Зона может перевоспитать человека?

— Вряд ли. В колонии есть молельная комната. Осужденные туда ходят, молятся. Они не каются, они просят побыстрее их освободить.

Осужденный С.:

— Срочная служба у меня была три года в погранвойсках. Когда я демобилизовался, вернулся в Оренбург и устроился в милицию. Решил поднакопить денег на подержанный автомобиль. Договорился с одним человеком, что он продаст мне свою машину. Я отнес ему все свои сбережения, а он машину не отдает мне. Он продолжал ездить на ней, словно и не было уговора. Но я ведь заплатил за нее, по сути уже купил. И вот однажды я сел к нему в машину на заднее сиденье, приставил пистолет и сказал: «Отдавай машину». За это потом меня и судили. Потерпевший был директором одного из заводов, а я — обычный водитель в «ментовке». Директор написал заявление, возбудили уголовное дело. Следователь мне сказал: «Признавайся во всем. Раньше сядешь — раньше выйдешь». А в чем мне было признаваться? В том, что этот директор меня обманул? Я и не скрывал этого.

— Так стоило ли вообще приставлять пистолет, чтобы сидеть теперь в зоне?

— Стоило.

— Почему?

— Я не выжил бы в зоне, если бы спасовал.

— Но и в зону бы не попал.

— Гм… в себя нужно верить: что родился не для того, чтобы сидеть в зоне. Я вот сейчас в трудной ситуации — попал в зону, а все равно думаю: не для того живу, чтобы срок сидеть. Это временно. Я сидел с одним немцем в Оренбурге, в СИЗО, спрашиваю его: «Что самое трудное в жизни?» — «Самое трудное, — отвечает, — заставить себя делать то, что не хочется». Сейчас я примерно в таком положении. Не хочется, но приходится выполнять режимные требования: ходить строем, носить робу, прикреплять бирку на грудь. Это зона. Когда выйду из нее, самое трудное в моей жизни будет позади. Надо верить в себя. Надо к чему-то стремиться, даже здесь, в колонии. Жизнь-то идет, годы проходят. И жалко будет, если впустую. Я вот смотрю, один осужденный у нас диссертацию пишет. Мне тоже многое интересно, беру книжки в библиотеке, читаю. Приходит этап в колонию — обязательно говорю с новичками, что нового на свободе… Жить можно даже здесь. Я ведь женился — думаете где? — в СИЗО. Женился, и сразу легче мне стало. Меня ждет! Жена!.. Пусть даже судимого!..

— А родители ждут?

— Ну, как сказать…

— Приезжают на свидания?

— Нет.

— Почему?

— Мать считает: сын в колонии — это позор для нее. Поэтому и не ездит.

— А как восприняли происшедшее бывшие коллеги по работе?

— Следователь запросил на меня характеристику, так вы знаете, я не поверил своим глазам, когда прочитал ее. Меня называли и неуживчивым, и вспыльчивым, и прогульщиком.

— Это соответствовало действительности?

— Нет, конечно. У начальника милиции, — я был его водителем, — никогда не было ко мне претензий. Сослуживцы, пока я работал, вроде бы уважали.

— Почему же тогда написали отрицательную характеристику?

— Я не знаю… Наверное, по принципу: утопи ближнего. Чтобы самим не запачкаться.

— В колонии трудно оставаться самим собой?

— Если быть самим собой — больше проблем станет. Придется отстаивать свое мнение. Постоянно кому-то что-то доказывать, конфликтовать. А зачем? Просто я знаю, кому и что надо говорить, — кто и что хочет услышать. Если мечтает об амнистии, я говорю: «Будет тебе амнистия». А у него еще след от фуражки на лбу не прошел, он только заехал в зону. Какая ему амнистия? Но доказывать ему что-либо бесполезно. Проще согласиться.

— Как еще зона влияет на людей?

— Зона очень сильно отупляет. Один день похож на другой. Нет новых событий, новых впечатлений. Возникает проблема общения: людям нечего обсуждать, не о чем говорить. Многие живут воспоминаниями. Вот один тут рассказывает, что он ездил на джипах…

— Ну и что с того: пусть рассказывает.

— Так он об этом каждый день рассказывает!

— Зона может перевоспитать человека?

— Вряд ли. В колонии есть молельная комната. Осужденные туда ходят, молятся. Они не каются, они просят побыстрее их освободить.

— Чем планируете заняться на воле?

— Хочу учиться на агронома. Но сейчас везде образование платное. Поэтому сначала пойду работать, чтобы накопить денег. Могу строить, лес пилить. Могу торговать на рынке.

— А в колонии вы работаете?

— Да, на пилораме.

— Возникают какие-либо проблемы?

— Проблема одна: бывших сотрудников правоохранительных органов трудно заставить работать. Потому что у них нет никакой специальности. Они ничего не умеют делать.

— Вы давно отбываете наказание?

— Больше десяти лет. Сначала я сидел на общем режиме, а потом меня перевели сюда, на строгий. И добавили срок…

— За что добавили срок?

— Да ни за что. Мне разрешили поехать в отпуск. Я приехал в Оренбург и… опять повздорил с тем директором.

— С каким директором?

— Директором завода.

— Что значит «повздорил»?

— Поговорил с ним.

— Просто поговорил?

— Да, по-мужски.

Пятак за угон

Легкомысленный подельник. — Минимальный срок. —

Милицейская династия. — «Всем на пол!»