«Если твои мозги на месте, парень, запомни, что скажу, — прошептал он громко. Я слушал. Любопытство победило страх: — Отца они угробили, — говорил Василий. — Мне обслуга кунцевской дачи рассказывала и ребята из охраны. Со дня убийства я был под „колпаком“. Через одного летуна в Московском округе пытался добраться до иностранцев, но тот меня заложил. Я точно знаю: новые вожди, эта титулованная шушера, меня ненавидят. Не простят, что знаю их подноготную, как они друг на друга доносы клепали…»

В этот момент по коридору пошел ночной патруль Я отскочил от двери. А через сутки меня перебросили на охрану объекта за пределами центральной зоны» (Грибанов С. Заложник времени).

16 января 1956 года в соответствии с рекомендациями КГБ стало днем начала трудовой деятельности Василия Сталина. С утра его впервые привели в механическую мастерскую тюрьмы. «Для изучения… специальностей металлиста, — отчитывался потом Козик, — к нему прикреплен высококвалифицированный (до ареста преподаватель ремесленного училища) заключенный из хозяйственной обслуги, наш источник».

Под его руководством Василий Сталин обучается работе на сверлильном, а позже и на токарном станке. И делает успехи. В том же 1956 году подполковник Козик фиксирует в документах систематическое перевыполнение плана: «Заключенному Васильеву зачтено в январе 18 рабочих дней, в феврале 45, в марте 52, а в апреле 56 рабочих дней». В 1960 году Василия Сталина увезли в Москву, и подполковник Козик распрощался с ним навсегда (Солдатенко Б. Как Сталину трудодни засчитывали. // Аргументы и факты, № 05 (1058), 31 января 2001 г.).

Бывший сотрудник А.С. Малинин, как дежурный дневной смены, общался с ним не однажды: «Хороший был человек, ничего плохого про него не скажешь. Режим выполнял. Никогда не жаловался. Содержали его получше, чем других, — полы в камере сделали деревянные, питание дали больничное — нездоровый был человек. Потом привлекли к работе в мастерских. Он стал хорошим токарем, план перевыполнял. Инструмент тогда трудно было достать, так по его просьбе жена (какая из трех — не припомню) привезла два неподъемных чемодана с резцами, фрезами. О себе Василий Сталин оставил добрую память. У нас раньше питание разносили по корпусам в бачках, а он сконструировал и изготовил особую тележку, на них и сегодня возят продукты» (Белоусова Т. Ремесло окаянное. Владимирский централ как зеркало российской жизни. // Совершенно секретно, апрель 2003 г.).

Тот же А.С. Малинин в разговоре с А. Сухомлиновым поделился и подробностями появления Василия Сталина в тюрьме: «Его привезли поздно ночью, я тогда был на дежурстве. Одет он был в летную кожаную куртку, худощавый такой, с усиками. Мы уже знали, что он будет числиться по тюремному делу как „Васильев Василий Павлович“. Это было согласовано с Москвой… Через месяц его перевели в третий корпус на третий этаж, в угловую камеру. Там он и отбывал весь срок — до осени 1959 года, когда его опять увезли в Лефортово. Официально от всех скрывали, что это сын Сталина, но почти все мы это знали и звали его просто Василий. Раза два он болел, нога у него сохла, с палочкой ходил, лежал в нашем лазарете. В тюрьме работать нельзя (только сидеть!), но для него, по его просьбе, сделали исключение и разрешили работать в нашей слесарной мастерской, так он инструменты из Москвы выписывал — чемоданами… Ничего плохого про него сказать не могу. Вел себя спокойно, корректно, и мы относились к нему так же. Помню, вызывает меня начальник тюрьмы: „У твоей жены сегодня день рождения, возьми и передай поздравления“. Дают мне корзину, а в ней 35 алых роз. Я сначала не понял, с чего это такая забота о моей жене. А потом выяснилось: 24 марта Василию исполнилось в тюрьме 35 лет, ему передали корзину цветов, а он в камеру их нести отказался. „Завянут быстро, — говорит, — без света. Отдайте кому—нибудь из женщин“. Жена моя до сих пор этот букет забыть не может. Таких цветов ей в жизни никто никогда не дарил» (Сухомлинов А. За что сгноили сына отца народов. // Совершенно секретно, № 6, июнь 1998 г. — http://sovsekretno.ru/1998/06/6.html).

Здоровье у вновь прибывшего узника оказалось неважным, передвигался он даже по камере со своей палочкой, жаловался на глаза и печень. И потому к нему часто приходила начальник тюремной медчасти Е.Н.Бутова. «Смотрю на него и гадаю, чей же это родственник, — рассказывала Елена Николаевна. — Нос курносый, глаза голубые, рыжий, усатый…» (Рогожанская Э. Другие люди. Владимирский централ и его узники. // 19.10.2000, г. Владимир, ИД «Провинция», http://www.province.ru/).

Читая эти строки, меня вот что поражает: даже здесь в тюрьме Василий и то оставил добрую память о себе, а приспособления, которые он изготовил, до сих пор служат людям. Как бы не оплевывали его имя, но дела намного больше могут сказать о человеке, чем слова, например, воспоминания сестры или размышления журналюг.

В донесениях начальника тюрьмы прорисовываются черты нормального приличного человека, хотя насчет здоровья начальник тюрьмы явно перегибает палку. Тюрьма есть тюрьма. У Василия начинает сохнуть нога, поврежденная во время взрыва снаряда на злополучной рыбалке весной 43–го:

«…Васильев ведет себя вежливо. Много читает, физически у нас значительно окреп… К заключенному Васильеву приезжает жена… им предоставляется личное свидание. В январе месяце к нему приезжала сестра». Это как раз зафиксировано то единственное свидание со Светланой, которая больше брата ни разу не навестила. Зато на свидание к Василию приезжали все три бывшие жены. И Галина Бурдонская, и Екатерина Тимошенко, и Капитолина Васильева. В своих трогательных и искренне нежных письмах тридцативосьмилетний Василий признается в любви Капитолине Васильевой. Из письма Василия Сталина Капитолине Васильевой, 22 апреля 1958 года: «Здравствуй, Капа! 27–го числа этого месяца исполняется ровно пять лет, как я не был дома…. Ты спрашиваешь: „Кто тебя навещает…“ У меня нет тайн от тебя. Я тебя действительно люблю! Сейчас не навещает ни одна, ни другая. Екатерина не навещает и не пишет, так как каждое навещание кончалось руганью из—за тебя. Я не скрывал от нее, да и ни от кого, свое к тебе отношение… Галина приезжала два раза с Надей. Одна не приезжала…» (Программа «Кремль, 9», Василий Сталин. Падение, эфир 27.08.2003).

Писал он и Михаилу Степаняну — единственному адъютанту, не сдавшему его на следствии: «Привет, Миша!.. К тебе просьба: сходить к Екатерине и помочь ей наладить телевизор. Жалуется, что плохо работает, а сейчас детские передачи и надо бы его подправить…».

Пишет он и бывшим соратникам отца. Узнав об опале Маленкова, пытается отделить его от Хрущева, обвиняя вместе с Берия во всех своих бедах. Он понимает, что решение об освобождении может принять лишь один человек — Никита Сергеевич Хрущев. Из письма Василия Сталина Никите Хрущеву, 10 апреля 1958 года: «Никита Сергеевич! Знаю, что надоел, но что же мне делать, но что же мне делать, Никита Сергеевич?! Хочется быть с Вами, помогать Вам! Хочется, чтобы Вы испытали меня в деле и поверили мне…. Но оглянешься… опять 4 стены, глазок и так далее. Берет злость, дикая злость…» (Программа «Кремль, 9», Василий Сталин. Падение, эфир 27.08.2003).

18 апреля 1958 года Василий Сталин, находясь под впечатлением речи Хрущева, переданной по радио, отправил ему из тюрьмы еще одно письмо, полное комплиментов, при этом он восхищался личной отвагой Никиты Сергеевича на фронте. Спустя год, обращаясь к тому же адресату, назвал членов так называемой антипартийной группы обманщиками, фарисеями, интриганами, карьеристами.