— Если на то пошло, Бек, у нас с Джейком пока нет уверенности насчет того, как нам продвигать этот проект.

То есть они пришли сюда, чтобы разработать стратегию, а я им помешала.

— Естественно, он с радостью отдал рукопись тебе, когда ты попросила об этом, поскольку ты — его близкий друг…

Я могла только надеяться, что они не услышали скрипа моих зубов.

Флейшман мне улыбнулся.

— Короче, у меня появились другие варианты.

— Вот как? — Я повысила голос, но ничего не могла с этим поделать. В ушах звенело. — Позавчера вечером ты сказал мне, что я — одна из первых, кому ты показываешь рукопись. Она у меня меньше двух дней!

Как он мог получить ответы от других издателей? Как они могли принять решение взять рукопись? Откуда взялись варианты?

Очевидно, мне лгали. А самый большой сюрприз заключался в том, что я этому еще удивлялась. Я ведь не подозревала, что у Флейшмана появился агент. Дэн Уитерби!

Подошла официантка, принесла два подноса. Похоже, удивилась, увидев, что мы все стоим и болтаем, разделенные бамбуком. Точнее, трое болтают, а я кричу.

— А вот и наша еда, — проворковала Алекс, радуясь тому, что появился повод закончить разговор.

Официантка кивнула на два пустых стула за столиком Дэна и Флейшмана:

— Хотите пересесть?

— Нет! — выпалили все.

И сели на свои стулья. «Разошлись по углам», — подумала я.

Алекс крутила палочки в руках с идеально накрашенными ногтями.

— Мир тесен. — Она понизила голос, чтобы нас не подслушивали.

Я этого делать не стала. Ярость не позволила.

— Теснее, чем вы думаете.

Она наклонилась ко мне:

— Вы хорошо знаете этого писателя?

— Мы живем вместе, — ответила я и тут же поправилась: — Жили.

Может, делиться подробностями личной жизни нехорошо, но я не могла сдержаться, вошла в раж. Смотрела на аккуратно разложенный на подносе ленч и отчаянно пыталась найти объяснение тому, что происходило у меня на глазах. Цельной картины не получалось. Я знала одно: мне хотелось кого-то убить. И я даже могла сказать кого. Схватила палочки, сожалея о том, что концы тупые. «Вот когда что-нибудь острое не помешало бы…»

Алекс начала рассказывать о том, какой ей видится журнальная статья, и каким-то образом в рассказ о подающих надежды редакторах ей удалось вплести имена полудюжины знаменитых писателей. Я слушала вполуха. Собственно, вполуха я слушала первые тридцать секунд, а потом полностью погрузилась в собственные размышления.

И наконец-то начала понимать, что к чему. Дэн и Флейшман нашли общий язык не сегодня и не вчера. И точно не на этой неделе. Агент не принимает решение представлять интересы того или иного писателя спонтанно. По всему выходило, что Дэн прочитал книгу еще до того, как я улетела в Даллас. И он знал — как минимум подозревал, — что жалкая, убогая, с нетерпением ожидающая, чтобы ее соблазнили, Рената — это я. Я же «вдохновляла» автора на каждую строку.

И какой я показала себя в Далласе? Жалкой, убогой, с нетерпением ожидающей, чтобы меня соблазнили.

Итак, кое-что из сказанного Дэном в тот уикэнд начинало обретать смысл. Комментарии насчет темноты и прилипчивости. Тогда я подумала — как странно называть женщину прилипчивой, едва успев проснуться после единственной ночи. Теперь получалось, что это не просто странно. Гадко.

Да, многое прояснялось.

Флейшман практически подкладывал меня под Дэна. Я и забыла об этом. Эти цветы, шепот перед отъездом в аэропорт. Прямо-таки: «Сделай это, девочка!» Он думал, шансы на издание книги возрастут, если его агент переспит с его редактором.

Только теперь в моих услугах как редактора он не нуждается. Точнее, не было у него уверенности, что нуждается. Появились варианты.

К горлу подкатила тошнота.

Алекс наклонилась вперед, всмотрелась в мое лицо.

— Вы в порядке?

— Все отлично! — проскрипела я и, чтобы это доказать, проглотила суши целиком. Потом еще. Не разжевывая. Просто заталкивая в рот. Меня бросало то в жар, то в холод.

— Может, вы расскажете мне, что делали перед тем, как пришли в «Кэндллайт». Мерседес говорила, что вы работали у Сильвии…

Вне себя от ярости, я вновь ракетой вылетела из-за стола.

— Ты думаешь, это забавно? — спросила я, не обращаясь ни к кому из них конкретно. И сама не знала, на кого больше злилась в тот момент.

Дэн и Флейшман в удивлении уставились на меня.

— Ты про книгу? — спросил Дэн. — Она веселенькая.

— Не про книгу. — Меня передернуло от отвращения. — Да, и про книгу. Про книгу, про меня, про мое соблазнение в субботу вечером, которое так легко тебе удалось. Ты же знал, на какие кнопки нажимать, и понятно почему!

Лицо Дэна залила краска, он изогнул бровь в сторону Алекс.

— Бек…

Я закатила глаза.

— Мое имя — Ребекка. Не Бек. Не Бекки. И уж точно не Рената!

— Может, не стоит нам говорить об этом здесь…

— Тогда где?

— Может, встретимся и…

— Да, конечно. — Я фыркнула. — Конечно. Мне просто нужно дождаться твоего звонка. Более того, готова спорить — ты собирался позвонить мне в самое ближайшее время, не так ли?

— Если уж на то пошло, да.

— По правде говоря, Дэн, мне было все равно, позвонишь ты мне или нет. После воскресенья я об этом не думала. Хватало других забот. Но, как выясняется, ты переспал со мной, вычитав в этой говенной книжке, что уложить меня в постель — пара пустяков… Получается, что ты еще более мерзкий слизняк, чем я себе представляла.

— Я ведь говорил тебе, что книга ей не понравилась! — встрял Флейшман.

По какой-то причине эта фраза окончательно раскрыла мне глаза.

До этого момента я набрасывалась главным образом на Дэна, вероятно потому, что питала к Флейшману гораздо более сильные чувства. А теперь наконец-то поняла — он меня предал. Сердце защемило. Он выставил меня напоказ, предал. Хуже того, превратил в посмешище шесть лет нашей дружбы.

Я набрала в легкие воздуха, чтобы продолжить, набрала много, потому что собиралась говорить и говорить, и воздух этот оторвал от задней стороны зуба непрожеванный кусочек суши, который закупорил мне дыхательное горло. Диафрагма судорожно сократилась, но воздух перестал поступать в трахею.

Я замахала руками. Поначалу никто ничего не понял. Прекрасно. Кусочек суши, перекрывший дыхательное горло, и последовавшая за этим смерть от удушья выглядели бы достойным завершением всех моих злоключений на этой неделе.

На лицах, обращенных ко мне, уже отражалось недоумение.