— В сущности, именно туда мы с тобой и направимся во вторник, — сказал Вольфганг. — Ты сможешь составить о нем личное впечатление.

Я не стала особо настаивать на своем, чувствуя, что голова моя начала побаливать от остаточных последствий ночного возлияния.

— Ты говоришь о ближайшем вторнике? — уточнила я, слегка занервничав. Ну почему все так резко меняется? Ведь я только что нашла Сэма — и опять теряю его до тех пор, пока он сам не свяжется со мной. — Ты имеешь в виду, что послезавтра мы улетаем в Австрию?

Вольфганг кивнул и сообщил мне с явной озабоченностью:

— Вчера в Неваду мне позвонил Пастор Дарт. Он пытался найти нас обоих и с облегчением узнал, что мне известно, где ты находишься. Наш самолет в Вену вылетает поздно вечером в понедельник, то есть завтра. Чтобы успеть на этот рейс, нам придется вылететь утром из Айдахо. Потому-то я и ехал целую ночь из Невады, решив прихватить тебя по пути, чтобы ты успела заехать домой и собраться. Я подумал, что поскольку Максфилд тоже будет здесь, то он сможет позже доставить обратно твою машину, а ты поедешь на моей. До отъезда нам еще необходимо обсудить в частном порядке много вопросов. Мы, конечно, можем здесь позавтракать, но должны…

— Тпру! — воскликнула я, поднимая лыжную перчатку. — Могу я поинтересоваться, с какой стати мы с тобой должны обязательно лететь в Вену вместе? Разве мы «сливки общества», отправляющиеся на модный курорт? Я предпочла бы добраться туда самостоятельно.

— О, разве я еще не сказал? — с какой-то смущенной улыбкой заметил он. — Наши визы в Советский Союз уже утверждены посольством. И Вена — наша первая остановка по пути в Ленинград.

Вольфганг вручил мне маленький англо-русский разговорник для туристов, и я читала его, пока он вез меня в Айдахо из Солнечной долины. Мне сразу захотелось подыскать русские слова, отражающие мое нынешнее настроение и внутреннее состояние. Безвыходность ситуации напоминала нечто среднее между «запором» и «поносом», а внутренние ощущения, на мой взгляд, ближе всего соответствовали расстройству «кишечника». И хотя я узнала, что сам Вольфганг бегло говорит по-русски, мне было неловко спрашивать у него, есть ли у русских выражение, аналогичное моему излюбленному «святому дерьму».

Сказать, что наш ланч прошел в довольно напряженной обстановке, было бы слишком мягко. После нашего внезапного появления там Лаф едва не просверлил меня свирепым взглядом, пока Бэмби обнималась с братом. Потом на протяжении всей трапезы на меня свирепо поглядывал Оливер, на которого обрушился ворох сведений: а) Бэмби приходится сестрой Вольфгангу; б) Вольфганг увозит меня после завтрака домой, а Оливеру придется позже доставить туда же мою машину и кота; с) мы с Вольфгангом завтра утром отправляемся вместе в некое идиллическое путешествие в СССР.

Правда, Лаф слегка воспрянул духом, когда я сообщила ему, что наша первая остановка на самом деле будет в Вене, куда он сам планировал вернуться из Сан-Франциско вечером в понедельник, и что я смогу повидаться с ним там, если нам понадобится о чем-то еще договорить. Перед выходом из ресторана я отвела Лафа в сторонку и сказала:

— Лаф, я понимаю, как ты относишься к брату Бэмби. Но поскольку мы с ним будем вместе в Вене в командировке, то я прошу тебя сделать исключение и пригласить нас обоих к тебе в дом. А если ты считаешь, что мне необходимо знать еще что-то важное о нашем семействе, то лучше скажи это прямо сейчас.

— Гаврош, — со вздохом произнес Лаф, — тебе достались глаза твоей матери Джерси, она всегда так гордилась их ледяной синевой. Но твои больше похожи на глаза Пандоры — дикие глаза леопарда, — потому что сделаны из чистейшего зеленоватого льда. Я не виню Вольфганга: мне вообще непонятно, как мужчины могут устоять перед такими очами. Вот я, к примеру, не смог. Но ты, Гаврош, должна всячески остерегаться мужчин, пока точно не разберешься, в какую ситуацию они тебя втягивают.

Больше Лаф ничего не добавил, но я поняла, что он был искренен со мной. Он беспокоился именно обо мне, а не о каких то враждебных отношениях с родственниками Бэмби или в нашем семействе.

Я поцеловала Лафа, обнялась с Бэмби, передала Ясона Оливеру и обменялась рукопожатием с молчаливым и никогда не улыбавшимся Вольгой Драгоновым. Во время нашего обратного стопятидесятимильного путешествия по берегам Снейка к моему основному месту жительства я размышляла о том, в какую же ситуацию я действительно влипла. И раздумывала, как мне связаться с Сэмом и дать ему знать о моем скором отъезде.

По дороге домой Вольфганг сообщил мне массу подробностей о предстоящей деловой поездке. В последний момент он организовал для нас по пути в Россию короткую остановку в Вене, истинные причины которой, однако, отличались от предоставленных им Поду объяснений.

Будучи сотрудником находящегося в Вене МАГАТЭ, Вольфганг тем не менее работал в Кремсе — придунайском средневековом городке в начале Вахау, самой знаменитой виноградной долины во всей Австрии. Вольфганг сказал Поду, что до отъезда в Россию нам надо заехать туда, чтобы я могла ознакомиться с многочисленными документами, содержащими основные принципы подхода к нашей особой миссии в СССР. И видимо, Пода устроил такой план действий.

О Кремсе я прежде ничего не слышала, однако упомянутая Вольфгангом долина Вахау вызвала массу детских воспоминаний. Сразу за ней начиналась другая часть долины Дуная — Nibelungengau,[39]где некогда жили волшебные обитатели Австрии. В тех краях разворачивается действие созданной Рихардом Вагнером оперной тетралогии «Кольцо нибелунга», записи которой с участием моей бабушки Пандоры сейчас разошлись по всему миру. Мне также вспомнилось, как мы с Джерси карабкались по крутым лесистым склонам, чтобы взглянуть сверху на серо-голубой Дунай и руины Дюрнштейна, замка, в котором держали в плену возвращавшегося на родину из крестового похода короля Ричарда Львиное Сердце, — он провел там больше года, пока не заплатил крупный выкуп.

Но личный интерес Вольфганга сосредоточился на другой известной в Вахау достопримечательности — знаменитом монастыре Мелька. Некогда здесь был замок-крепость династии Бабенбергов, предшественников Габсбургов, а ныне — бенедиктинское аббатство, славившееся своей библиотекой, насчитывающей почти сто тысяч томов, многие из которых представляли собой древнейшие манускрипты. По словам Вольфганга (чья история перекликалась с тем, что Лаф поведал мне в горячем бассейне), именно с Мелька Адольф Гитлер начал поиски тайных рунических текстов вроде тех, что содержались в манускрипте тети Зои. Очевидно, сама Зоя попросила его привезти меня в Мельк для проведения уже наших собственных изысканий.

В пять часов вечера Вольфганг простился со мной у дверей моих полуподвальных апартаментов. Мы договорились с ним встретиться в аэропорту в девять тридцать утра, чтобы успеть на десятичасовой рейс в Солт-Лейк-Сити. Таким образом, на сборы в командировку мне оставался всего один вечер. Я сосредоточенно собрала все, что мне могло понадобиться в двухнедельной поездке, большей частью по Советскому Союзу, где я никогда не бывала прежде в такое время года. Но у меня оставалось ощущение, что я забыла нечто важное. В туристской брошюрке, выданной мне Вольфгангом, рекомендовалось взять бутылки с водой и побольше туалетной бумаги, так что это я упаковала в первую очередь. Слабо представляя себе раннюю весну в Ленинграде, я тем не менее вспомнила, что апрель в Вене совсем не тот, что в Париже, и для пронизывающего венского холода стоит захватить с собой побольше теплых вещей.