Савелий пожал плечами:

— Я знал одного художника, вот только никак не могу припомнить его имени.

— А у меня имеются основания полагать, что вы с ним встречались. Дело в том, что вас незадолго до его смерти видели у него в мастерской. А если к этому добавить вот эту трость, то все сходится. Что вы на это скажете?

Горький ком заложил горло, и Савелию пришлось сделать над собой некоторое усилие, чтобы проглотить его.

— Действительно, кажется, его звали Дидро… Я был у него два дня назад, но я его не убивал. Зачем мне это нужно? А потом еще оставлять трость? Это просто глупость!

— Трость могла быть оставлена в состоянии аффекта. Вы его убили, а потом подумали о возможном наказании и убежали из мастерской сломя голову.

— Еще раз повторяю вам, я никогда не расстаюсь со своей тростью!

Комиссар нахмурился:

— Я верю фактам, мсье Родионов. Вы знаете, что это была за мастерская?

— В ней не было ничего особенного. Обычная мастерская художника!

— Как сказать. Дело в том, что это была не просто мастерская, — Лазар сделал заметную паузу. — В ней изготавливали фальшивки. И причем весьма приличного качества. А покойный художник, как мне думается, был одним из тех, кто изготавливал эти фальшивки. Вот только непонятен мотив его убийства. У русских есть такая пословица: зачем убивать курицу, которая несет золотые яйца?

Савелий молчал.

Не дождавшись ответа, комиссар продолжал:

— Вам не кажется странным, что там, где вы бываете, обязательно обнаруживается покойник. Весьма настораживающая закономерность… Вам не приходило в голову, что следующим можете быть вы?

— Не приходило, — сквозь стиснутые челюсти ответил Савелий.

— Признаюсь откровенно, я не думаю, что вы можете пойти на убийство. Это не ваш стиль. Только прошу не перебивать меня… Ограбить банк — это да! Здесь вы непревзойденный мастер и сделаете это настолько чисто, что после себя не оставите и малейших следов. Но вас совершенно невозможно представить в образе «мокрушника». Впрочем, вы можете убить человека, если лично вам будет угрожать какая-нибудь смертельная опасность. Как говорится, в этом случае у вас рука не дрогнет. Но здесь особый случай, художник был убит ударом по затылку, очень коварно и жестоко. Это не ваш стиль! Скорее всего, вы пристрелили бы его…

— Спасибо за лестный отзыв, — усмехнулся Савелий Родионов.

— …По тому, что произошло в этой мастерской, можно сразу сказать, что своему гостю он доверял. Может быть, вы меня просветите, что за личность был покойный художник?

Савелий поморщился:

— Не имею ни малейшего понятия.

Пальцы комиссара беспокойно забарабанили по столу. Было похоже, что он принимал какое-то решение.

— А по моему мнению, вы очень много знаете. Если с вами произойдет какая-нибудь неприятность… то вы потеряете для меня интерес как свидетель. — Савелий сдержанно улыбнулся. — А мне бы этого очень не хотелось. Знаете, как мы поступим… — Лицо комиссара приняло задумчивое выражение. — Мы вас просто изолируем.

Савелий невольно хмыкнул:

— Вы что же, решили посадить меня под домашний арест?

Комиссар безнадежно махнул рукой:

— Все это хлопотно! Для этих целей нужно специально держать штат людей, которых у меня попросту нет. Опять же, это дополнительные траты, которые мне никто не позволит. Это на первый взгляд кажется, что наша криминальная полиция очень богата, а на самом деле мы бережем каждый сантим. Уж поверьте мне! — Комиссар горестно вздохнул. — Вы просто не представляете, какие траты происходят в нашей системе. Ну, представьте, жалованье выплатить нужно, — принялся загибать он пальцы, — филерам тоже нужно платить. Иначе они просто перестанут работать! Агенты тоже хотят кушать. Для своих нужд мы пользуемся экипажами и поездами, а это опять дополнительные расходы. А если мы станем держать вас под домашним арестом, следовательно, при вашей особе должны находиться двое, а то и трое наших инспекторов. Столоваться они будут отдельно. Опять траты! Поймите, мсье Родионов! И поэтому мы поступим гораздо проще, мы вас арестуем! Именно для этой цели я привел с собой вот этих милых господ, — кивнул он в сторону двери, где стояли громилы. — Только, пожалуйста, ради бога! — сцепил он в замок ладони, — не делайте глупостей. В карманах у каждого из них по огромному пистолету. Поверьте мне, они не растеряются, если вы попытаетесь бежать или тем более захотите придушить их.

Стараясь сохранять спокойствие, Савелий спросил:

— И куда же вы меня отправите?

— О, мсье Родионов, вам очень повезло! — восторженно воскликнул комиссар Лазар. — Для задержанных там просто великолепные условия. Где-то я вам даже завидую, — мелко хихикнул комиссар. — Я изрядно наслышан о ваших российских тюрьмах. Говорят, что заключенным у вас надевают ошейники с длинными шипами наружу. В них невозможно не то что спать, даже прислониться куда-нибудь. Это просто какой-то кошмар!

— Не знаю, — поморщился Савелий, — мне не приходилось бывать в российских казематах!

Комиссар, не замечая ироничного тона Родионова, продолжал:

— А я вот знаю, что арестантам у вас бреют половину головы. — Он вновь мелко захихикал. — Представляю, какая это прическа!

— К чему вы мне все это рассказываете?

— Еще у вас прикрепляют к лодыжке цепь с чугунным двухпудовым ядром. Вот заключенный и таскает всюду с собой эту ношу. У нас во Франции все как-то по-простому, что не так, сразу под гильотину! Хе-хе-хе!

Юмор комиссара Савелий оценил скупо, едва лишь улыбнувшись.

— А вы, оказывается, шутник.

— Как и все французы, — честно признался комиссар Лазар. — Люблю посмеяться, хорошо поесть, ну и, конечно, выпить. Но с вами я совершенно искренен, — приложил он ладонь к груди. — Камера настолько замечательная, что я бы и сам там провел с недельку. Спрятался бы от жены. Хе-хе-хе! Но не могу, — вдруг мгновенно собрался он, сделавшись необыкновенно серьезным. — Дела! — Комиссар Лазар поднялся: — Прошу вас, мсье Родионов, нам пора в тюрьму!

* * *

Странно, конечно, но, пока они бежали, громила выглядел значительно ниже. А теперь, распрямившись, он показался Георгию необычайно высоким. Сросшиеся черные брови, густая щетина на широких скулах делали его лицо зловещим. В общем, настоящий российский уголовный типаж, какой можно встретить в любой подворотне. Вот сейчас тюкнет кирпичиком по темечку, вывернет карманы и сгинет в неизвестность.

Неприятно было осознавать это, но Чернопятов почувствовал, как кожа на его скулах натянулась, и лицо вдруг предательски застыло.

— Значит, вы… от организации? — выдавил Чернопятов, жалко улыбнувшись.

Следовало бы прибавить в голос побольше живости, но язык сделался неповоротливым и больше напоминал неподъемное бревно.