В паб ворвалась Шина.

— Пожар! Выходите! Все на улицу! — скомандовала Шина. Посетители стали выбегать наружу. Барменша растерянно заморгала.

— Они не заплатили, — воскликнула она.

Кулвиндер указала на окно.

— Смотрите. Дым! Давайте ключи!

Девушка вылупила глаза, потом нырнула под барную стойку в поисках ключей и наконец торжествующе подняла их над головой. Кулвиндер тут же выхватила их.

— Бежим!

Женщины с развевающимися дупаттами выскочили из паба. Повозившись с ключом, они распахнули дверь, ринулись на лестницу и с криками «Никки! Никки!» помчались наверх, теряя по пути сандалии, которые, кувыркаясь, летели по ступенькам. По мере того как они приближались к двери квартиры Никки, дым сгущался. Кулвиндер поискала на ощупь дверную ручку и вздрогнула, прикоснувшись к горячему металлу. К ее изумлению, дверь оказалась не заперта. Этот негодяй, должно быть, поджег квартиру и скрылся.

Когда дверь открылась, на лестничную клетку повалил дым, и женщины закашлялись. Кулвиндер двинулась вперед, наклоняясь к полу, чтобы заглянуть под вздымающиеся черные клубы.

— Оставайтесь там! Я посмотрю, смогу ли ее найти! — крикнула она.

Сквозь языки пламени и дым она увидела распростертого на полу человека. Это была Никки. Стараясь пригибаться как можно ниже, Кулвиндер схватила девушку за лодыжки и потянула к выходу. Но сил не хватало. И воздуха. Женщина судорожно вдохнула дым и закашлялась до слез, плечи ее затряслись. Она снова дернула Никки за ноги и почувствовала, что ей удалось немного сместить неподвижное тело девушки. До входной двери было еще далеко. Кулвиндер напряглась и сделала еще рывок. Новый приступ кашля заставил ее тело содрогнуться в конвульсиях. Глаза ужасно чесались, по лицу текли слезы. Кулвиндер хотела крикнуть, но не могла. Ноги подкосились, и она упала на колени. И их соприкосновение с полом возвратило женщину в тот момент, когда она узнала о гибели Майи. «Нет, нет, нет, — рыдала несчастная мать. — Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…» То безумное желание повернуть время вспять было сродни теперешнему безжалостному удушью. Кулвиндер в последний раз слабо дернула Никки за ноги.

Внезапно чья-то рука схватила женщину за лодыжку, другая обхватила ее за талию.

— Погодите! Стойте! — Кулвиндер не могла оставить здесь Никки. Собственное тяжелое дыхание и полное безмолвие девушки вдруг навели ее на удачную мысль — Кулвиндер сняла с себя дупатту и обвязала ею лодыжку Никки, а затем с помощью Шины и Манджит сумела сдвинуть неподвижное тело, после чего все три женщины, объединив усилия, поволокли его к выходу.

— Мы ее вытащили! — услышала Кулвиндер торжествующий крик Шины.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Сквозь щелочки приоткрытых глаз Никки могла видеть лишь смутные тени. До нее доносились обрывки ничего не значащих разговоров. Кто-то держал ее за руку. Когда веки стали ей подчиняться, послышался приглушенно-возбужденный голос Минди:

— Она просыпается!

Больничная палата оказалась ослепительно яркой, и Никки застонала. От света болела голова. Минди стиснула руку сестры. Рядом с ней была мама. Она с тревогой наклонилась над Никки и потянула за края одеяла, чтобы прикрыть ей ноги.

— Мама… — только и сумела выговорить Никки, перед тем как снова погрузиться в забытье.

Когда она очнулась в следующий раз, был уже вечер. Рядом с мамой и Минди в изножье кровати стояли двое полицейских. Никки растерянно заморгала. Она вспомнила сильный удар, отбросивший ее назад. От него осталась лишь острая боль в затылке.

— Здравствуйте, Никки, — мягко проговорил один из полицейских. — Я констебль Хейз, а это констебль Салливан. У нас к вам несколько вопросов, мы зададим их, когда вы будете в состоянии ответить.

— Не могли бы вы дать мне еще немного времени? — пробормотала Никки, ощущая нарастающую боль в ноге и туман в голове.

— Конечно, — сказал констебль Хейз. — А сейчас я просто хочу сообщить вам, что человек, проникший в вашу квартиру, найден, и ему предъявлено обвинение. Мы взяли его под стражу. Вы готовы подать заявление о случившемся?

Никки кивнула. Полицейские поблагодарили ее и ушли. Она откинулась на подушку и уставилась в потолок.

— Почему у меня болит нога? — спросила девушка. Краем глаза она заметила, как Минди с мамой переглянулись.

— Ожог, — сказала Минди. — Не страшно, но какое-то время поболит.

— Ожог? И долго я здесь пробуду?

— Врач сказал, что уже завтра ты сможешь вернуться домой, — Минди посмотрела на маму. — Мы приготовим для тебя твою бывшую спальню…

Мама резко повернулась на каблуках и вышла из комнаты. «Что с ней?» — хотела спросить Никки.

Проводив маму взглядом, Минди снова посмотрела на сестру и, казалось, прочитала вопрос на ее лице.

— Не волнуйся за нее. Значит, ты ничего не помнишь?

— Помню, как он меня ударил. Потом я отключилась, — пролепетала Никки. В ее памяти вспыхивали и исчезали обрывки событий. — Там было двое, — добавила она.

— Они подожгли квартиру, — сказала Минди.

— Подожгли? — Никки попыталась сесть.

— Т-с-с, — проговорила Минди, мягко укладывая сестру обратно на постель. — Не надо так резко вставать. Все в порядке, пожар был только на кухне. Они устроили поджог и сбежали, но дальше огонь не распространился.

— Как удачно, — Никки представила себе квартиру, объятую пламенем, и содрогнулась.

— Не то слово. Все могло закончиться гораздо хуже. Тебе повезло, что эти женщины оказались рядом. Они тебя спасли, по крайней мере, я так поняла из объяснений полиции.

— Какие женщины?

— Твои ученицы.

— Они там были?

— Ты не знала? — Минди явно растерялась. — Что же они делали в твоем районе?

Никки силилась восстановить тот день в подробностях, но у нее осталось лишь смутное воспоминание о занятии кружка. Потом она узнала правду про Джейсона. Но разве между этими событиями и нападением мужчины не прошло какое-то время? Джагги. Тарампал. Память возвращалась к ней урывками. Когда там оказались вдовы? Почему? Может, их кто-то предупредил?

— Они пришли, чтобы спасти меня, — проговорила Никки со слезами на глазах.

* * *

Врач сообщил Кулвиндер, что у нее отравление дымом.

— Мы оставим вас на ночь, чтобы понаблюдать за симптомами, а потом вы сможете отправиться домой.

Когда он вышел из комнаты, Сараб взял жену за руку. Глаза у него были покрасневшие и усталые.

— О чем ты думала, когда бросалась в огонь? — спросил он. Кулвиндер хотела было ответить, но у нее пересохло в горле… Она указала на кувшин с водой, стоявший на столике у кровати. Сараб налил стакан, подождал, пока она выпьет.

— Я думала о Майе, — сказала наконец Кулвиндер.

— Ты могла погибнуть, — проговорил Сараб. Рыдание вырвалось у него из горла, и он уткнулся лицом в ее руки. Он плакал о жене и дочери, плакал от страха — соленые капли текли