Сказав про жену, Александр Борисович, в точности как Штирлиц из анекдота, почему-то подумал, а не сболтнул ли он лишнего.

Впрочем, Лилия не обратила на жену никакого внимания.

— Наверное, вас достали вопросами о вашей работе?

— Честно говоря, да, — признался Турецкий.

— Тогда я не стану о ней спрашивать.

Когда они подъехали в громадному, четырехэтажному особняку и перед ними автоматически открылись двери, Александр Борисович слегка стушевался:

— Не думал, что музыкальные критики получают так много.

— Вы что, Саша, решили, что это мой дом? — засмеялась Лилия. — К сожалению, вынуждена вас разочаровать. Это дом моей подруги, ее муж успешно занимается гостиничным бизнесом. Но они уехали во Францию на полгода и разрешили мне в их отсутствие здесь пожить.

Александр Борисович сам не заметил, как очутился в просторной гостиной с чашкой восхитительного кофе в руках. Вроде только что он сидел за рулем, Лилия поблагодарила его — и вот он уже пьет кофе, а Лилия сидит напротив и своими огромными глазами, кажется, заглядывает ему в самую душу. А в душе у Александра Борисовича Турецкого творится сейчас черт знает что.

«Не будь дураком, Турецкий, езжай домой, — тщетно убеждал себя Александр Борисович. — Неужели тебе мало полуторачасовых мучений, которые ты перенес на концерте? Тебе еще хочется? Хочется, но отнюдь не музыки», — признался сам себе старший следователь по особо важным делам.

Лилия медленно поднялась с дивана и подошла к Турецкому, который (из вежливости — успокоил свою совесть Турецкий) поднялся ей навстречу.

— Саша, тебе пора домой, — сказала Лилия, беря его за руку, — уже поздно.

— Да я уже и сам собирался идти, — погладил ее пальцы Саша. — Было приятно с тобой познакомиться.

— Надеюсь, мы как-нибудь еще увидимся? — теперь рука Лилии скользила по его плечу.

— Да ради этого я готов даже начать ходить на концерты, — сказал Турецкий и внутренне покраснел от подобных обещаний.

— Не слишком ли большая жертва? — томно произнесла Лилия.

— Нет, — глухо отозвался Турецкий.

Платье Лилии, державшееся на одной застежке, медленно поползло вниз, туда, где уже валялись Сашин пиджак и галстук. И диван, который казался таким далеким, вдруг оказался совсем рядом. И как назло, именно в этот момент из пиджака Турецкого раздалось дребезжание мобильного телефона.

— Саша, ты можешь сейчас не подходить?

— Прости, — матерясь про себя, Александр Борисович потянулся к телефону, — это может быть важно. Я только посмотрю, кто это.

Высветившийся номер оказался незнакомым, и Саше пришлось ответить:

— Турецкий слушает.

— Александр Борисович, это вы? — торопливо заговорил в трубке незнакомый женский голос.

— Да. Кто это?

— Здравствуйте, это Катя Иванова. Медсестра из больницы. Вы сказали, что я могу звонить вам, если что-нибудь случится. Александр Борисович, только что мне угрожали по телефону, сказали, что я должна сделать Георгию Виноградову смертельную инъекцию, а в ином случае меня убьют. Я не знаю, что делать, Александр Борисович. Вы не могли бы приехать?

— Катя, не волнуйтесь. Я прямо сейчас выезжаю. Буду у вас в течение часа. Ни в коем случае никому не говорите, что вы мне звонили. И не бойтесь, я обязательно приеду.

— Тебе жена позвонила? — спросила Лилия.

— Нет, медсестра из больницы. Это по делу. Прости, но я действительно должен сейчас ехать.

— Жалко, — сказала Лилия, призывно глядя на Турецкого.

— Я думаю, у нас еще будет время.

— Может быть, — неопределенно ответила Лилия. — Ладно, езжай, Саша. Дверь откроется автоматически.

Когда ворота закрылись, в гостиной появился Стае Молодчиков. Лилия надевала платье.

— Он уехал, — констатировала она. — Наверное, этого окажется недостаточно?

— Придумаем что-нибудь, — сказал Молодчиков. — Но вы, Лилия, были на высоте.

— Да, и для этого мне пришлось испортить платье.

— Я думаю, что, когда Игорь Иванович увидит результат, он с удовольствием подарит вам новое, и не одно.

Подъезжая к больнице имени Склифосовского, Александр Борисович Турецкий чувствовал, что что-то произошло. Ему не хотелось думать об этом, но мысли настойчиво лезли в голову, и прогнать их не получалось. Единственным вариантом было как можно быстрее оказаться внутри. Доставая на ходу удостоверение, Турецкий вбежал по ступенькам.

— Вы по поводу убитой медсестры? — спросил у него охранник. — Милиция уже приехала.

Турецкий и сам уже видел, что милиция приехала. Навстречу ему шел Володя Яковлев:

— Александр Борисович?

— Привет, Володя. Когда ее убили?

— Минут сорок назад, выстрелом в затылок. А вы здесь именно по этому поводу?

— Она звонила мне полтора часа назад, сказала, что ей угрожали. Что с Виноградовым?

— С ним все нормально.

— Надо усилить охрану. Только что сорвалось еще одно покушение на его жизнь.

Когда Александр Борисович зашел в кабинет, там уже находился Саша Курбатов. Он сидел за столом над разложенными бумагами из дела Олега Андреева, а напротив него на стуле сидел сорокапятилетний мужчина в очках, оживленно жестикулирующий. Судя по всему, они разговаривали уже давно. Кивнув Курбатову, Турецкий прислушался к тому, что рассказывал мужчина.

— Когда производился этот обыск, — объяснял тот, — там собралось очень много народа. Представители нескольких телепрограмм, журналисты, в общем, вся заинтересованная публика. Все, что происходило, снималось на камеры, кстати, эти кадры показывали по телевизору. Все прошло абсолютно спокойно. Без эксцессов. После изъятия они подписали бумаги и разошлись. Этого продавца, Гвоздикова, снимало телевидение крупным планом. Никаких синяков на мне не было. Да и не могло быть. Представляете, какой бы сразу поднялся скандал, если бы было хоть что-то.

— Василий Семенович, — прервал его Курбатов, — познакомьтесь. Это Александр Борисович Турецкий, руководитель нашей следственной бригады. Александр Борисович, это Василий Семенович Державин, президент ассоциации «Защита». Ассоциация представляет интересы правообладателей в области компьютерных программ и другой интеллектуальной продукции.

Они пожали друг другу руки.

— Вы сказали об этом в суде? — поинтересовался Турецкий.

— Конечно. В суде я дал точно такие же показания. Однако судья посчитала, что я лицо заинтересованное и действую заодно с милицией. Так что мои показания, как и показания некоторых других свидетелей, тоже представлявших похожие организации, не сыграли ровным счетом никакой роли. Вообще все это дело было представлено как очередной пример милицейского произвола.