— Нет, — покачал головой Хассан. — Они поубивают друг друга.

По правде говоря, я не хотел отдавать кому бы то ни было этот платок. Я хотел лично вернуть его одной девушке.

Я повязал кусок шелка на левую руку.

Вдвоем, под серебристым светом трех горианских лун мы начали трудный путь из Клима. Поднявшись на кромку огромной чаши, в глубине которой лежал Клим, мы остановились. Три луны освещали далекие белые домики. Мы пошли дальше.

— Странно, — задумчиво произнес Хассан, — что курия привиделся мне посреди Тахари.

Я подошел к камню и внимательно осмотрел его. Никаких следов зверя я не увидел. Ветер сдул верхний слой песка, и я не смог разобрать следов.

— Лучше пошли, пока мы оба не рехнулись, — сказал Хассан.

Взвалив на плечи бурдюки с водой, мы побрели дальше.

Я услышал, как закричал Хассан.

Я бросился к нему, увязая в песке. Он стоял на залитом лунным светом склоне холма. Внизу раскинулась каменистая плоская равнина.

— Смотри! Вон там! — Хассан показал на каменную россыпь. Шелестел ночной ветер. Я ничего не видел.

— Это безумие, — пробормотал Хассан. — Я понимаю, что там никого и быть не может. Я, кажется, спятил.

— Что ты увидел? — спросил я.

— Зверя. Огромного зверя. Он неожиданно выпрямился во весь рост. Ручищи — во! И он смотрел прямо на меня. А потом пропал! — Хассан покачал головой. — Но ему некуда было деться!

— По описанию похоже на курию, — заметил я.

— Слышал о таких, — откликнулся Хассан. — Только я всегда думал, что это мифические существа, звери из сказок.

— Курии существуют в действительности, — заверил я его.

— Такой зверь в пустыне не выживет, — уверенно заявил Хассан.

— Согласен, — кивнул я. — В пустыне такой зверь не выживет.

Вчера мы доели последние запасы еды. Вода еще оставалась. Хассан увидел в небе пять птиц.

— Встань на колени, — сказал он. — Опусти голову — Сам он сделал то же самое. К моему изумлению, стервятники принялись описывать над нами круги. Я осторожно посмотрел вверх. Это были дикие вули, красивые птицы с широкими коричневыми крыльями. Спустя некоторое время они приземлились в нескольких ярдах от нас. Хассан принялся ритмично целовать себя в ладонь, издавая при этом звуки, напоминающие чавканье животного на водопое.

Я вздрогнул от оглушительного визга и клекота, когда он схватил за ногу самую любопытную тварь. Остальные вули поднялись в воздух. Хассан переломил шею добыче и принялся выщипывать длинные перья.

В тот день мы поели мяса.

На двенадцатый день нашего путешествия я ощутил в воздухе слабый запах.

— Стой! — крикнул я Хассану. — Ты чувствуешь?

— Что?

— Уже прошло, — сказал я.

— Что ты почувствовал? — спросил он.

— Курию. Хассан рассмеялся:

— Ты тоже спятил.

Я осмотрел серебрящиеся в лунном свете дюны и поправил на плече бурдюк с водой. Хассан перекинул свой бурдюк на другое плечо.

— Ничего нет, — сказал он. — Идем дальше.

— Он рядом с нами, — прошептал я. — Ты не ошибся, когда его увидел.

— Ни один курия в пустыне не выживет, — произнес Хассан.

Я огляделся:

— Он где-то здесь. Где-то совсем рядом.

— Пошли, — устало сказал Хассан. — Скоро утро.

— Хорошо, — ответил я.

— Чего ты медлишь? — спросил он. Я огляделся:

— Я медлю потому, что мы идем не одни. Нас сопровождают.

— Ничего не вижу, — сказал Хассан, оглядев дюны.

— Говорю тебе, мы здесь не одни, — повторил я.

Мы пошли дальше.

Хассан намеревался выйти не к Красному Камню, находящемуся к северо-западу от Клима, а к Четырем Пальмам — опорному пункту каваров, расположенному намного южнее. Путь туда был значительно дольше. С другой стороны, он принял разумное решение. В оазисе Красного! Камня обитали ташиды, подчиненное аретаям племя. Кроме того, между Климом и Красным Камнем пролегали территории, контролируемые Абдулом, соляным убаром, которого я знавал под именем Ибн-Саран. Ну и, наконец, дорога на Четыре Пальмы быстрее выводила нас из страны дюн в обычную пустыню, где можно натолкнуться на какую-нибудь дичь или встретить племена кочевников. Взвесив все «за» и «против», мы решили идти на Четыре Пальмы. Разумеется, опасности подстерегали нас на обоих направлениях. Приходилось рисковать, иного выбора у нас не было.

Хассан рисковал продуманно, и теперь нам предстояло узнать, сопутствует ли ему удача.

Он ориентировался по солнцу и по перелетным птицам. У нас не было никаких инструментов или карт, позволивших бы определить точное направление на Красный Камень или на Четыре Пальмы.

Мы рисковали. Альтернативой риску была не безопасность, а неминуемая смерть.

Одним из последствий плана Хассана явилось то, что в течение определенного времени мы шли на юго-запад от Клима, другими словами, еще глубже забирались в самые глухие и дикие уголки страны дюн, где нет даже караванных дорог.

Я понял, что именно поэтому за нами устремился зверь.

— Воды осталось на четыре дня, — объявил я Хассану.

— На шесть, — спокойно ответил он. — Два дня мы продержимся и без воды.

Мы дошли до границы страны дюн. Я смотрел на безжизненные холмы, овраги, скалы и колючий кустарник.

— Сколько еще осталось идти? — спросил я.

— Не знаю, — пожал плечами Хассан. — Может быть, пять дней, может быть, десять.

Мы не знали, в каком именно месте мы вышли из дюн.

— Далеко мы забрались, — сказал я.

— Ты не обратил внимания на ветер? — спросил Хассан.

— Нет, — сказал я. О ветре я и не подумал.

— Откуда он дует?

— С востока.

— Сейчас весна, — заметил Хассан.

— Это играет какую-то роль? — спросил я. Ветер был точно таким же, как раньше, неутомимый, порывистый ветер Тахари. Разве что направление действительно изменилось.

На четырнадцатый день нашего путешествия ветер задул с востока.

— Да, — кивнул Хассан, — это важно.

Два ана назад над горизонтом показался краешек солнца. Ан назад Хассан сказал:

— Пора копать траншею.

Стоя на коленях, мы руками вырыли траншею в потрескавшейся земле. Траншея получилась глубиной в четыре фута, очень узкая, копать ее было несложно. Мы вырыли ее строго перпендикулярно движению солнца, чтобы обеспечить тень в течение всего дня, за исключением нескольких полуденных часов.