Патер Том стоит на каменистом берегу и смотрит на водопад. Калеб и его безмолвные товарищи подталкивают меня к нему и отступают на несколько шагов, где и останавливаются по стойке «вольно». Двое из них явно прошли военную подготовку на скорую руку, хотя мне кажется, что Калеб когда-то действительно носил армейскую форму и, вероятно, именно поэтому держится с таким превосходством.

– Сэм, – говорит пророк и поворачивает голову, одаряя меня улыбкой. Он выглядит как всеобщий лучший друг, только старше возрастом – папа, дедушка… и, не могу не отметить, у него есть странный, притягательный шарм. – Я хотел поговорить наедине. Сугубо между нами, как мужчина с мужчиной.

«Как тюремщик с узником, он имеет в виду».

Я понимаю, что это, возможно, мой шанс. Сейчас я не в центре открытого лагеря, где повсюду охрана с оружием. Я в уединенном местечке, охранников здесь всего трое – не считая самого ценного члена этой секты. Я быстро составляю в голове план. «Первый шаг: перекинуть скованные руки через его голову, потянуть его назад за шею, использовать его как прикрытие. Заставить их бросить оружие. Схватить ближайший ствол и застрелить их всех, если придется. Держа патера Тома в заложниках, заставить кого-либо привести Коннора и пригнать автомобиль, после чего можно будет убраться отсюда ко всем чертям».

План, конечно, непрочный, словно лист бумаги, но все же это шанс, и лучшего уже не будет, как мне кажется.

Я уже готов начать действовать, когда патер Том поворачивается ко мне и приставляет к моему боку лезвие длинного охотничьего ножа. Он по-прежнему улыбается.

– Я знаю, о чем ты думаешь, – говорит он тихо, словно мы обмениваемся некими секретами. – Ты замышляешь, как удрать отсюда и вытащить мальчика. Я уважаю это. Но этот мальчик – мой. Я скорее увижу вас обоих мертвыми, нежели позволю вам уйти.

Я ничего не говорю. Поражение оставляет кислый вкус во рту. Я сглатываю и стою неподвижно.

– Даже если ты каким-то образом сумеешь избежать этого ножа, одолеть меня и моих людей… у моих верных есть приказы, и они разорвут тебя на части прежде, чем ты сумеешь сбежать. Смирись с этим. Ты не настолько отважен. Ни у кого не хватит сил и дерзости на такое.

Он делает паузу, но не отводит нож. Кончик лезвия, прижатый к моей коже, кажется мне горячим. До моих почек и крупных артерий – пара дюймов, не больше. Одно движение – и я истеку кровью у него на глазах. Я ощущаю тошноту и ярость, я хочу убить его, однако заставляю себя вспомнить о том, чему меня учили.

Я жду. Делаю вид, что побежден. Пошатываюсь и стараюсь выглядеть как можно более усталым и подавленным.

– Этот твой мальчишка умен. И такой же тихий, как ты. Хотя я знаю, кто его настоящий отец. Возможно, мальчик похож на Мэлвина Ройяла сильнее, чем кажется… Как, по-твоему, это так? Может из него вырасти безжалостный убийца?

Я ничего не говорю. Пусть болтает. Рано или поздно он дойдет до сути. Я проглатываю свою ярость и заталкиваю как можно глубже. Несмотря на холод, меня пробивает пот и поднимается температура от желания убить этого типа.

Но я должен ждать.

– Я искал сведения о тебе. Как жаль, что твоей сестре на жизненном пути встретился такой монстр, как Ройял… Бог реально действует загадочными способами, не так ли? Он свел вместе тебя и жену Ройяла. Но в этом есть и некая победа. Тебе не потребовалось уничтожать его, достаточно было лишь забрать то, чем некогда владел он. Его жену. Его детей.

Он пытается получить от меня реакцию, но тщетно. Если хочет, чтобы я дернулся, он бьет совсем не в ту точку.

Улыбка его остается неизменной, как и ощущения, исходящие от него, – спокойствие, непринужденность, дружелюбие. Держу пари, он сохранит это выражение лица и эту улыбку до того самого момента, как увидит, что ты умираешь. Может быть, лишь в самый последний момент эта маска соскользнет, и из-за нее выглянет монстр. Но этого монстра видят только его жертвы. И никогда – его паства, состоящая из овец и волков.

– Ты, похоже, действительно заботишься об этом мальчике, невзирая на всю кровь и боль. Так скажи мне, Сэм: что ты готов сделать, дабы спасти его?

Наконец-то мы переходим к главному. Я почти испытываю облегчение, но по-прежнему ничего не отвечаю. Первое правило сопротивления допросу: никогда не говори «да». Не давай никаких ответов, которые могут быть опасны для тебя или для других.

– Ни слова? – В его голосе звучит разочарование. – Мне нужно знать, Сэм: готов ли ты умереть за него? В действительности он не твой сын, не твоя плоть и кровь. Любишь ли ты его достаточно, чтобы спасти его?

Никогда не говори «да». Правила для тех, кто попал в плен, глубоко въелись в мою память, но я никогда не чувствовал себя настолько в плену, как сейчас, зажатый между угрозами и харизмой этого человека. Сейчас я вижу в его глазах блеск, намек на то, что видят его жертвы в последний отчаянный момент. Мне нужно разозлить его.

– Пожалуй, я воспользуюсь разрешением говорить, потому что твое словоблудие начинает меня утомлять. И выскажусь ясно: пошел ты на хрен, Том. Пошел ты на хрен со своей извращенской сектой, со своими угрозами, со своим враньем и самопальным промыванием мозгов. Возьми все это и засунь это себе в задницу. Я готов умереть за Коннора, можешь не сомневаться. Может, ты и сумеешь убить меня до того, как я убью тебя. Но вот что я тебе скажу: человек, который придет за тобой, когда меня не станет, будет намного, намного страшнее.

Если патер и застигнут врасплох, то я этого не замечаю. Но я слышу странную нотку любопытства в его голосе, когда он спрашивает:

– И кто же, по-твоему, придет, когда тебя не станет?

– Гвен Проктор, – отвечаю я.

Он смеется – искренним смехом, хотя мне кажется, что такой патологический злодей не в состоянии понимать юмор так, как понимают его остальные люди. Наконец он ухитряется выговорить:

– Библия говорит: «Не муж от жены, но жена от мужа». Женщины созданы для того, чтобы служить, доставлять удовольствие и давать потомство. Все остальное неважно. Ее следует научить этому. И я позабочусь, чтобы ее научили.

– Она с радостью научит кое-чему тебя самого, – возражаю я. – Если ты, конечно, не кончишься раньше.

– Позволь, я предскажу тебе будущее. Когда я закончу с Коннором, он станет истинно верующим. Может быть, даже моим давно обещанным мессией. Он продолжит мой труд и будет счастлив и доволен более, чем за все время, проведенное с тобой или с его противоестественной матерью. – Он сильнее вдавливает нож, и я чувствую искру боли, но никак не реагирую. Нажим усиливается, искра превращается в пламя. Я стараюсь не моргать. – Это в лучшем случае, конечно. Один из вас присоединится к моей армии святых. Это можешь быть ты – или это может быть твой сын. Я намерен предоставить тебе выбор.

Классика.

– Ты намерен сделать то, что хочешь сделать, независимо от того, что я скажу. Думаешь, будто ты особенный, не такой, как все… но ты даже не оригинален. Ты – ИГИЛовец с Библией. Ты – Джим Джонс, только без отравленного питья. Ты – копия копии, скотина. Однако это неважно. Такие люди, как ты, всегда заканчивают плохо. Но самое главное – то, что заканчивают. Закончишься и ты.