В какой-то момент от царящей вокруг какофонии уши отказали совершенно, хотелось вжаться в дрожащую землю, а ещё лучше, закопаться в неё метра этак на полтора.

К счастью, большую часть того дерьма, что носилось в воздухе, принял на себя многострадальный тягач. Лишь для острастки хлестнул меня по спине лоскутом покрышки от лопнувшего колеса, дабы я знал, кому до сих пор обязан жизнью.

Так я и валялся в обнимку с порванным трупом с одной стороны и помятым жилым модулем с другой. Сколько это продолжалось – трудно сказать, моей задачей было не потерять сознание, хотя наверняка пару раз всё же ненадолго соскальзывал в зыбкое беспамятство.

Из звенящего оцепенения меня вывело осторожное прикосновение. Я расцепил засыпанные песком веки и разглядел рядом с собой склонившуюся фигуру в светлом камуфляже. У внешников расцветка совсем другая, более тёмная осенняя «цифра», так что, когда мои губы ощутили горлышко фляги, особо и не удивился.

Резиновый уплотнитель давно стоило поменять – вкусу положительных ноток он явно не добавлял. Но противный живительный напиток как всегда сотворил маленькое чудо.

Я закашлялся, левой рукой перехватив ёмкость, а вот правая всё настойчивей пульсировала болью и слушалась плохо. Через минуту, кое-как оклемавшись, я смог приподняться и мало-мальски осмотреться.

Первым делом начал с себя. Голова беспрестанно звенела на одной ноте, но с этим пока ничего поделать было нельзя. Пройдёт. В ноге торчал какой-то кривой металлический осколок, но вошёл он не опасно, вдалеке от основных кровеносных сосудов. Тоже заживет без проблем.

А вот с рукой дела обстояли куда хуже – из предплечья торчал лоскут от камуфляжной куртки, которая почти слетела с меня из-за кульбитов в астрале.

Но именно что почти – кусок рукава застрял во мне. В буквальном смысле. Из-за обильного кровотечения я решил было, что и тут поработал шальной осколок, но к моему удивлению ткань в ране засела намертво, сплавившись с плотью в единое целое. Только после нескольких бесплотных и болезненных попыток, я оставил всё как есть, отрезав лишнее. Пожалуй, ответ на вопрос о совмещении материи найден экспериментальным путём. Всё-таки прежде я возвращался более контролируемо, и одежда либо оседала бесплотной кучкой на месте погружения, либо оставалась на мне, если перемещения в пространстве были незначительные.

Тем временем боец, всучив мне медпакет, скрылся за жилым модулем с винтовкой наперевес. Как говорится, спасение безрассудных утопающих…

Я кое-как перебинтовался, морщась от боли, и поднялся на ноги. Не сидеть же здесь вечно, ожидая, пока явятся санитары.

Видимость вокруг оказалась так себе – поляну стремительно затягивало прогорклым чёрным дымом. Но вблизи вполне можно было рассмотреть распростёртые тела, лежавшие в неестественных позах.

Медицинские работники, носившие облегчённую экипировку, пострадали больше всего, однако тела Доктора Стервы среди них не наблюдалось. Хотя и трупов было всего четыре, а я точно помнил, что их яйцеголовых было гораздо больше. Плюс ещё несколько крутились неподалёку, на границе видимости.

А вот Джон Фармер нашёлся без проблем, почти на том же месте, откуда он по мне стрелял, с двумя дырками в груди и разбитым вдребезги забралом.

Естественно, он оказался мёртв, а не дожидался меня, чтобы прохрипеть какое-нибудь проклятье напоследок. Да и чёрт с ним, больно надо.

– Говорил же тебе, что не дотянешь до пенсии, – сказал я вслух, однако не услышал ни малейшего звука.

На всякий случай провёл ладонью по правому уху. Вроде оно на месте, но пальцы всё равно окрасились свежей кровью. Всё ясно – в ближайшее время на чей-нибудь концерт мне можно не ходить.

Из клубов дыма показалась плотная фигура Пончика, по-прежнему одетого в свой крайне неуместный деловой костюм. Внештатность ситуации выдавало лишь увеличившееся число охраняющих его бойцов каравана – целых четыре штуки.

Он что-то мне отрывисто сказал, но я лишь развёл здоровой рукой, указав на кровоточащие уши. Толстяк понятливо кивнул и потеряв ко мне интерес, склонился над поверженным противником, о котором прежде так высоко отзывался. Хотя в тот момент за свой рассудок я не мог поручиться со стопроцентной уверенностью, но мне показалось, что на его лице отчётливо промелькнула грусть.

Сделав знак рукой следовать за ним, долгожитель Стикса деловито засеменил дальше.

Поле боя представляло собой печальное зрелище. Большинство техники оказалось разбитой вдребезги, даже несокрушимые на первый взгляд танки превратились в пылающие пожарища. Пусть голова у меня сейчас особо не варит, но всё же – как нападающим это удалось?

За местностью ведь наверняка следили беспилотники, кто же наводил артиллерию?

Да и пулевых отметин везде хватало – похоже, скорее, на засаду, чем на, собственно, бой. Рвануло везде и сразу, укрыться удалось лишь единицам, которых уже подавили плотным огнём. Наверное, меня приложило сильней, чем кажется – ничего не понимаю.

Пошатываясь, я кое-как добрёл вместе с Пончиком до вереницы бронетранспортёров, стоявших примерно там, где совсем недавно происходил обмен. У машины с его фирменным логотипом меня принял сам Север, занимавшийся ранеными вместе с тремя помощниками из стаба. Казаков здесь было мало, они явно опоздали к основному действу, подтянувшись позднее.

Меня бегло осмотрели, затем Север, задумчиво почесав в затылке, набросал в карманном блокноте короткую надпись.

«Обезболить не могу. Терпи».

Что ж, у химического блокиратора нашлась и обратная сторона. Ссадинами и дырками занялась тучная женщина в белом халате, а вот кусок застрявшей куртки вырезал из меня лично знахарь. Больно было так, что я чуть снова не ушёл в астрал, лишь бы это издевательство прекратилось.

Одно хорошо – пострадало только мясо, до кости ткань в меня не провалилась. После несчастную конечность намертво зафиксировали бандажом и усадили в ближайший транспорт до стаба, набитый такими же «легкоранеными».

Регенерация здесь здорово перетряхнула основы полевой медицины, сведя её к банальной хирургии. На старушке-Земле большую часть моих соседей транспортировали бы с максимальной осторожностью, и не факт, что доставили бы до места всех. А так без всякого трепета загрузили нас в обшитый металлом автобус, и повезли как детишек в летний лагерь.

От каждой кочки развороченное предплечье взрывалась такой болью, что голова и нога, которым тоже досталось, о себе даже не напоминали. Если бы не живец, выхлебанный без остатка, до стаба в сознании точно бы не дотянул.

Станица спешно приводила себя в порядок. Улицы всем миром очищали от мусора, дотушивали редкие пожары и вручную разбирали завалы. Нас высадили у широкого барака, где уже ждали медицинские работники, благо, что с носилками, а не с лопатами.

Самостоятельно выбраться наружу у меня не получилось – внезапно усилился тремор, да и чувствовал я себя, будто пробежал марафонскую дистанцию по минному полю. Санитары вытащили меня под руки и сдали странному субъекту, подозрительно напоминающему матёрого бомжа, который после тяжёлой пробудки спёр где-то медицинский халат, напялив его на себя.