— Отлично. Давайте, парни, действуйте. На вас вся надежда.

Забрав фонарь, Кацнельсон осторожно шагнул в темный проем.

Тусклый луч метнулся по стенам.

— Ну, Гриня, и насорил же ты тут, — усмехнулся Марик, разглядывая валяющиеся на полу тела.

— Некогда было убираться, — вернул Синицын смешок.

— Не отвлекайтесь, мужики, — прозвучало в наушниках. — Станцию ищите.

— А чего ее искать? Вон она, в уголочке за ширмочкой…

Брезгливо поморщившись, красноармеец спихнул со стула труп, пристроился на место радиста и принялся внимательно изучать доставшееся от немцев наследство. Через полминуты, удовлетворенный осмотром, доложился по рации:

— Всё нормально. Станция, похоже, рабочая. Торн эФ У навроде пехотной "Берты", только "артиллерийская" с литерой эФ на конце…

— Частоты, частоты как? Подходят частоты?

— Подходят. От трех до шести с половиной мегагерц, как раз под наши танковые…

— Так давай, действуй, блин! Чего ждешь?

— Товарищ сержант, да что ж вы под руку-то орете? Я чуть язык не прикусил.

— Всё, молчу.

Разговоры в эфире стихли, и Марик вновь переключился на радиостанцию, каким-то чудом не посеченную гранатными осколками и потому до сих пор работающую.

— Так, номер волны сто восемьдесят. Умножаем на двадцать пять. Итого, м-м, четыре с половиной выходит… Ага, значит, верньер сюда. Что дальше? Ларингофон на уши. Тумблер на прием-передачу… Черт! Гриша, можешь антенну в другую сторону перекинуть?

— Могу, — отозвался Синицын секунд через пять. — Только тут штыри какие-то. Я их не выдерну.

— Не надо их выдергивать. И переставлять не надо, прямо на крышу кидай. Главное, чтоб "зонтик" в сторону наших глядел.

— Ага. Понял.

Над головой что-то зашуршало, и спустя четверть минуты боец доложил:

— Порядок.

— Спасибо, Гринь. Вроде пошел сигнал. Чего-то слышу.

— И чего говорят?

— Чего-чего? Орут чего-то, ругаются… Ну всё! Тихо, братцы. Ща буду в эфир выходить.

— Давай!.. Жми!.. Действуй, Марик!

Кацнельсон глубоко вдохнул, задержал ненадолго дыхание, а затем… затем шумно выдохнул и, нажав тангенту, быстро затараторил в эбонитовый кругляш микрофона:

— Тюльпан! Тюльпан! Я Ромашка-4, я Ромашка-4. Тюльпан, ответь Ромашке. Тюльпан…

Ждал Марик недолго. Всего десяток секунд, после чего буквально завопил. Восторженно, не скрывая радости, не обращая никакого внимания на внезапно покатившиеся по щекам слезы:

— Тюльпан! Я Ромашка-4! Нахожусь на северной окраине 123 и 5… Да, Хозяйство… Пять морковок, три огурца. Все гнилые. Других нет. Семечек десятка три в корзинке. У нас один помидор… Да, целый, только легкий… Держимся, да… Что? Понял, перехожу на плюс шесть. Жду…

Сеанс связи продолжался минут примерно пять-семь. А когда он закончился…

— Бли-и-н, мужики-и-и, — растерянно пробормотал Кацнельсон, утирая пот, стягивая наушники со стриженной головы. — Я сейчас, кажется, самому Жукову советы давал.

* * *

Перевалившись через невысокий бруствер, лейтенант скатился в немецкий окоп и, привстав на одно колено, обвел взглядом разгромленное укрытие вражеских пушкарей. Перевернутое орудие его не заинтересовало, так же как и присыпанные грунтом трупы. Двадцать минут назад эту позицию, четвертую от оврага, хорошо "проутюжили" советские танки, и теперь даже личное оружие фрицев, если б оно кому-то понадобилось, пришлось бы выковыривать из-под пластов жирной перемешанной с корнями степных "сорняков" глины. А затем еще и очищать от налипших комьев, да и то — без особой надежды на результат.

Впрочем, копаться в земле летчик не собирался — он искал снарядные ящики.

Деревянные короба с артиллерийскими выстрелами обнаружились в другом конце "капонира", аккуратно разложенные вдоль стен, заботливо обвалованные, прикрытые легким навесом-настилом из толи и реек.

Откинув "навес" и пересчитав лотки, лейтенант довольно сощурился. По всем прикидкам, снарядов должно было хватить за глаза. Точнее, не самих снарядов, а тех веществ, что хранились до поры до времени внутри латунно-стальных унитаров. Тех, что изо дня в день терпеливо дожидались собственного освобождения из темных узилищ. Освобождения скорого, можно сказать, "взрывного".

Что ж, ждать им оставалось недолго.

Примерно треть коробов летчик перетащил в дальний ход сообщения, ведущий на хутор, а остальные две трети — в ближний правый, соединяющий "капонир" с левым флангом вражеской батареи, тем, который ближе к оврагу, неожиданно оказавшемуся в тылу у танкистов.

И, что самое обидное, как раз эту сторону контролировать было сложнее всего. Ввиду очевидного: если фрицы решат воспользоваться окопами и траншеями, то к танку Винарского они сумеют подобраться довольно близко, причем почти незаметно и не слишком опасаясь огня противника. А вот выкурить их из-под земли в этом случае будет практически нереально. И посему… Посему стоило прикрыть опасное направление хотя бы в инженерном плане. То есть, в идеале, вообще не пустить в траншеи вражин. Но уж коли сунутся туда гады, то пусть там и останутся. Навечно.

Такое решение вопроса казалось лейтенанту наиболее правильным. И именно этот вариант он собирался реализовать. На практике.

Выложенные по дну траншей лотки следовало снабдить детонаторами. По мысли летчика, более всего на эту роль подходили обычные Ф1, коих имелось аж две единицы, как раз по количеству ходов сообщения. Впрочем, сомнения еще оставались (достаточно обычной "феньки" для полноценного подрыва или нет, Володя не знал, точнее, не был уверен), и потому лейтенант вновь принялся шарить глазами по "капониру".

Недостающие элементы будущих фугасов нашлись быстро, в небольшой коробке с оторванной крышкой, в метре от того места, где раньше лежали орудийные выстрелы.

"Надо же, а немчура-то, выходит, тоже трофеями балуется", — мысленно усмехнулся летчик, подбираясь к заветному ящичку.

Раскрытый "ларец" таил в себе нешуточную угрозу. Реальную угрозу для подавляющего большинства легкобронированных целей. Правда, не столь дальнобойную, как те же снаряды или авиабомбы. Но, тем не менее, даже для семидесятки встреча с таким подарком — ручной противотанковой гранатой РПГ-41 — могла закончиться весьма плачевно. Плачевно для танка, разумеется.

В "ларце" этих гранат оказалось целых три штуки — три увесистые "Танюшки", внешне напоминающие консервные банки с маленькими крышечками на торцах. Запалов к РПГ было столько же, причем лежали они в той же коробке.

"Ну что ж, будем плясать с тем, что под рукой. По одной Таньке на брата… хм… думаю, вполне подойдет. Фугасы, прямо скажем, из них неплохие. Даже более чем", — улыбнулся лейтенант, вынимая из "шкатулки" карандаши-запалы и складывая их в противогазную сумку. Спустя секунду туда же переместилась и одна из ПэГэшек. Остальные две с уютом устроились между снарядных ящиков — в каждой из траншей, вплотную к стене. На торцы обеих "банок" Володя водрузил по одной ребристой Ф1, не без оснований надеясь, что уж эти-то детонаторы сработают как надо. По вложенной схеме: иголка в яйце, яйцо в утке, утка в зайце…