Одри лежала на полу в гостиной, руки и ноги обмотаны монтажной лентой, а ее окружал Беличий Народец, и многих она не узнавала. Знакомыми были только миниатюрные больничные робы, на них надетые. Личностей теперь было больше, чем она когда-то сделала, – гораздо больше. Больше сотни.

– Что с тобой такое, Боб? Если тебе нужны были припасы, мог бы просто попросить.

– Ха! – произнес Боб. – Не зови меня Боб. Это мое рабское имя. Теперь я вспомнил свое имя из прежнего времени, когда я был человек. Я Фтиб Мудрый!

– Фтиб! Фтиб! Фтиб! – заголосил Народец.

– Эй, а вы, ребята, говорить умеете, – сказала Одри. У нее было такое чувство, что ей вообще-то имеет смысл бояться чуть больше, но когда тебе виложкой угрожает четырнадцатидюймовый бобер с манией величия, обряженный в мундир мясоеда, бояться как-то нелепо. Особенно при том, что его детали она собрала и соштопала воедино сама. – Что вы тут натворили?

– Мы собрали свои тела с рынков по всему городу, что-то из Китайского квартала, что-то от убоины с дорог, из мусорных баков. Мы взяли все это нежеланное и сотворили из него новый Народ. Мы крали души у Торговцев Смертью, а с “Книгой мертвых” мы дали этим душам еще и голоса.

– Я такого не умела, когда сама их мастерила, – сказала Одри. Вообще-то ей стало очень неловко. – Училась она по ходу дела. Боб и Вихлявый Чарли – оказались лучшими образчиками ее рукоделия, хотя – оши-бок она тоже наляпала.

– Ты заточила нас в этих кошмарных мясных тварях – без голосов, без гениталий. Кроме него. – Двое из Беличьего Народца – преимущественно ящерицы – проволокли через толпу Вихлявого Чарли. Ручки его были приклеены лентой к бокам, ноги связаны вместе, а громадная елда вяло тащилась следом по ковру.

– Дай зыр, – произнес Вихлявый Чарли.

– Привет, Вэ-Че, – сказала Одри. – Извини меня.

– Что ты с ним сделала? – спросил Боб. – Он кажется… с какой-то придурью.

– Травма головы, – ответила Одри.

– Да ну – у него ж душа пропала.

– Очень сильно ударился. Надо было ему каску сделать. Знаете, я вам всем сделаю каски.

– Нет. Ты и так уже достаточно наделала.

– Да это не трудно, честно, – сказала Одри. – Каски всем!

– Каски всем! Каски всем! Каски всем! – завелся мелкий Народец.

– Хорошая публика, – тихонько сказала Бобу Одри.

– Никаких касок! – заявил Боб.

По всей комнате раздались разнообразные стоны и ропот разочарования.

– Сам виноват, дружок, – сказала Одри. – Я тут ни при чем, если ты сверзишься и окончишь свои дни, как он.

– Дай зыр, – сказал Вихлявый Чарли.

– Нет! Ты превратила нас в жалких мясных тварей – и теперь сама станешь жалкой мясной тварью. Хватайте ее! Тащите ее в зал душ.

Пара десятков личностей из Беличьего Народца приподняли Одри, что оказалось очень неудобно, но она не сопротивлялась, потому что у большинства были очень острые коготки, а она уже убедилась, что чем больше она сопротивляется, тем больше ее царапают. Ее пронесли сквозь всю гостиную в кладовку дворецкого, где одна беличья персона пнула мусорную корзину в сторону, а остальные всунули ей голову в открывшееся вентиляционное отверстие. Больше ничего туда не поместилось. Плечи Одри уперлись в стену.

– Она не пролезет, – раздался тоненький голосок.

– А через улицу мы ее тоже не пронесем – она не поместится и в зал стекла, – произнес другой голос.

– Новый план! – объявил Фтиб.

– Новый план! Новый план! Новый план! – загомонил Народец.

Морриган ждали, выглядывая из канализационного стока у буддистского центра, покуда не опустилась тьма, а затем перетекли улицу, словно отброшенные не туда тени, и края их окаймлял драный узор роящихся птиц. Бабд заметила на втором этаже окно, приоткрытое всего на дюйм, и потому втекла вверх по стене и просочилась в эту щель. Маха и Немайн обогнули стены внизу, ища вход, а затем, не найдя его, скользнули под заднее крыльцо, по коридору, сделанному из автомобильных окон, потом вверх по вентиляции и в кладовку дворецкого. Они даже отдаленно не догадались, что были всего в нескольких ярдах от склада сосудов души, устроенного Беличьим Народцем.

А в гостиной Фтиб Мудрый стоял между Одри и Вихлявым Чарли, лежавшими связанными на полу, и дочитывал пхову насильственного переноса, чтобы переместить душу Одри в тело Вэ-Че. С немалыми фанфарами в голосе Фтиб дочитал мантру, идеально выговаривая санскритские слоги своими новоотросшими губами, после чего навис над Вихлявым Чарли.

– Теперь и тебе известны муки, что стали нашей судьбой.

– Дай зыр, – произнес Вэ-Че.

– Он по-прежнему бездушный, – произнес утколицый паренек. – Не светится.

– Не сработало, – сказал Фтиб. Он подскочил к точке перед лицом Одри. – Что случилось?

– Пхова насильственного переноса перемещает душу из сосуда души в новое тело, вроде твоего. Она не действует на передачу от живого человека к… э-э, вам, ребята.

– Значит – от мертвого человека, – сказал Фтиб.

Одри ответила:

– Так тоже не получится…

– Стража! – рявкнул Фтиб.

Из толпы с оружием в руках выступили четверо из Беличьего Народца.

– Фтиб Мудрый требует, чтоб вы ее закололи! – произнес Фтиб и при этом отошел от Одри к Вихлявому Чарли, чтобы дать страже побольше места для действий.

– Нет! – заорал вдруг Вихлявый Чарли и цапнул пастью Фтиба за ногу, применив при этом почти все свои семьдесят восемь игольно-острых зубов. Фтиб взвизгнул и попробовал высвободиться, но вместо этого просто-напросто отпилил себе ногу о зубы Вэ-Че.

Весь Народец расступился подальше от бедствия, стрясшегося посреди гостиной. Те, у кого были голоса, огорченно вскричали. Мушкетер с ящеричьей головой поскакал было вверх по большой открытой лестнице, но там его встретила Бабд, стекавшая вниз по ступенькам когтями вперед. Она поймала мушкетера, разорвала его напополам и вгрызлась в красный свет его души. Голова и когти ее при кормежке постепенно обретали глубину и плотность.

Маха и Немайн выскользнули из кладовки дворецкого, Маха – по потолку, Немайн – по полу.

– Бегите! – завопила Одри. – Все бегите!

Немайн насадила двоих из Народца себе на когти, и личности жалобно заверещали, когда она укусила одного за туловище, а другой задрыгался у нее на когте, и свет его души мгновенно погас. Маха рухнула с потолка, словно чернильное одеяло, и накрыла собой сразу дюжину из Народца, обхватив их смертельным своим объятием, сокрушая их. Трещали и трескались кости, погасло четыре души сразу. Маха воздвиглась всем своим обликом посреди гостиной, держа по беличьей личности в каждой лапе, и по лицу и груди ее стекала кровавая пакость.