Именно во время гастролей в Тбилиси в сентябре 79-го туда из Ижевска приехал следователь — старший лейтенант милиции Михаил Воробьев (в наши дни он дорос до поста 1-го заместителя министра внутренних дел Удмуртии), чтобы допросить Высоцкого в качестве свидетеля, а не обвиняемого, по «ижевскому» делу. Он приехал в Грузию 25 сентября и уже на следующий день допросил Высоцкого и Янкловича на предмет апрельских концертов в Ижевске. Бард категорически отрицал получение незаконных 5 тысяч рублей, хотя это утверждал М. Абаев — один из организаторов концертов, который, по его собственным словам, лично передал Высоцкому эту сумму. Именно после этой встречи бард понял, что без помощи грамотного адвоката ему не обойтись и вспомнил про одного из них — Генриха Падву. Ему и предстояло «отмазать» Высоцкого.

Сам адвокат утверждает, что все вышло случайно: он якобы путешествовал автостопом вместе с другом по Грузии и случайно натолкнулся на афиши «Таганки». Зашел в театр и столкнулся там с Высоцким, который и выложил перед ним свою проблему. Но есть в этой случайности некая подозрительная составляющая: уж больно все вовремя произошло — одновременный приезд в Тбилиси следователя из Ижевска и видного адвоката из Москвы. Это наводит на определенную мысль: а не стояли ли за адвокатом силы, «крышующие» Высоцкого?

Отметим, что защищать барда выделили не только одного Падву. На первоначальном этапе следствия к делу был подключен один из самых видных адвокатов СССР — Кисинежский, участник Нюрнбергского процесса. Согласно «легенде», он был адвокатом Кондакова, но потом проговорился следователю: дескать, по большому счету, я прилетел в Ижевск, чтобы поинтересоваться судьбой Высоцкого. Следователь его успокоил: в отношении певца уголовное дело будет прекращено за отсутствием в его действиях состава преступления. «Это деликатное и мудрое решение», — сказал Кисинежский. Он улетел в столицу, а вместо себя прислал Генриха Падву.

Слухи об «ижевском» деле широко распространились в артистическом мире страны, однако были абсолютно неизвестны рядовым гражданам. И только те из них, кто темными ночами ловил «вражьи голоса», были осведомлены о том, что на Высоцкого опять «наехали». Это, естественно, добавляло ему авторитета в глазах поклонников. А также резонировало и на Западе, чего, видимо, и добивались закулисные разработчики этого «дела», готовившие скорую натурализацию Высоцкого в США. Как мы помним, певец должен был осесть в Нью-Йорке и открыть там с помощью местных евреев (не зря же он давал им концерты в январе 79-го) артистический «Русский клуб» — некий аналог салона Лили Брик в Москве.

Переезд в США не должен был сделать из Высоцкого изменника родины, отщепенца. «Ижевское дело» должно было создать видимость уголовных гонений на него, но не привести к серьезным последствиям — к судебному преследованию. Это была история из разряда «на экспорт», то есть рассчитанная исключительно на западного обывателя. Миллионам советских людей отъезд Высоцкого должен был быть преподнесен как попытка творческого поиска за пределами родного Отечества. Здесь предполагался почти тот же вариант, что и в случае с кинорежиссером Андреем Михалковым-Кончаловским.

Весной 1979 года он заседал в жюри Каннского кинофестиваля, после чего якобы решил поработать во Франции. Целый год он обитал в Париже, а затем в 1980 году переехал в США с целью покорить Голливуд. Там он сошелся с известной американской актрисой Ширли Маклейн и с ее помощью приобрел широкие связи в Голливуде. При этом в Советском Союзе власти не объявили невозвращенца изменником родины, отщепенцем, как это было в случаях с другими советскими деятелями культуры. В итоге уже в 1983 году, как только в Кремле воцарился бывший главный чекист Юрий Андропов, Михалков-Кончаловский сумел снять в США свой первый фильм — «Любовники Марии», после чего и начала развиваться его успешная карьера в Голливуде. В СССР он впервые приедет в 1987 году в ореоле единственного советского кинематографиста, сумевшего сделать хорошую карьеру в Мекке мирового кинематографа.

Но вернемся к Высоцкому.

В начале ноября 1979 года он взял в театре недельный отпуск и уехал в Париж. И это в тот момент, когда он проходил свидетелем по уголовному делу! В компетенции того же МВД, которому подчинялся ОВИР (это направление, как мы помним, курировал замминистра внутренних дел страны генерал Борис Шумилин), было не разрешать ему выезжать за границу. Но ему разрешили по уже неоднократно упомянутой нами причине. Как пел сам Высоцкий в песне 78-го «Реальней сновидения и бреда»: «Я вхож куда угодно — в терема и закрома…». Другое дело, что впускали его в эти «терема и закрома»”, видимо, не просто так, а как одного из активных участников тайной дипломатии, которую вел Кремль. До тех пор, пока он добросовестно воевал на этом «фронте», ему было многое позволено. Но очень скоро ситуация изменится из-за наркотиков, что в итоге и приведет к трагедии. Но не будем забегать вперед.

В той поездке во Францию Высоцкий обзавелся новым «железным конем» — новеньким спортивным «Мерседесом-С107». Причем за эту машину бард не заплатил ни копейки — ему ее подарил Бабек Серуш. А легенду с покупкой запустили как прикрытие. А когда Высоцкого не стало, регистрационную карточка этого автомобиля из архива московской ГАИ изъяли.

Кстати, в ФРГ, где бард якобы купил свой спортивный «мерс», подобная модель просто так не продавалась. Чтобы ее купить, необходимо было встать в очередь, так как эта марка выпускалась в ограниченном количестве. Согласно советским законам, за ввоз автомобиля такого класса в СССР нужно было заплатить бешеную пошлину. Но Высоцкий и здесь нашел, чем крыть: у него на руках было письменное разрешение на беспошлинный ввоз такого «Мерседеса» от самого заместителя министра внешней торговли СССР Журавлева.

На родину Высоцкий вернулся как раз чтобы успеть к премьере пятисерийного телефильма «Место встречи изменить нельзя» (11–16 ноября), где он играл главную роль — муровца Глеба Жеглова. Этот герой добавил к славе Высоцкого не просто изрядную, а поистине огромную порцию любви и почитания со стороны восторженных поклонников. Даже те из советских граждан, кто терпеть не мог песни Высоцкого, в этой роли были покорены его бьющей через край харизмой. Причем вот что удивительно: назвать Глеба Жеглова очень уж положительным героем, как, например, его напарника — Володю Шарапова, было нельзя, но симпатии он вызывал даже большие. Про таких героев обычно говорят: носитель доброго зла.

По следам сериала многие журналисты бросились к Высоцкому, чтобы он дал им интервью о своем герое — Глебе Жеглове. Но Высоцкий никому ничего не сказал. Вернее, почти не сказал. Было одно интервью, которое интересно не тем, что в нем наш герой рассказал кто такой Глеб Жеглов, а тем, что в нем явственно проглядывает кто такой сам Владимир Высоцкий. Приведем из него небольшой отрывок:

«Теперь очень интересно и важно вообще исследовать эту тему: как вообще нужно бороться с террором? Таким же точно способом, как в двадцатые годы, или все-таки терпеть и находить какие-то гуманные способы борьбы с насилием? Никто на этот вопрос ответить не может. Я и согласился сниматься в картине, чтобы этот вопрос поставить. От имени своего персонажа я утверждаю, что нужно так с ними поступать: давить от начала до конца, если ты уверен на сто процентов, что перед тобой преступник… (выделено мной. — Ф. Р.).