Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Знаю. Ты самая сильная девочка из всех, кого я встречал. И самая красивая. Можешь меня стукнуть, я все равно скажу: моя жизнь стала в миллион раз лучше, когда в ней появилась ты. Раньше со мной никто не говорил. Все только смеялись, шептались и пальцами показывали. Теперь всё иначе. И я уверен, что…
Тут Дачесс поцеловала Томаса. Для обоих это было впервые. Из ощущений Дачесс успела отметить только холод Томасовых губ и носа, что ткнулся ей в щеку. Томас опешил, смутился, на поцелуй не ответил. Дачесс отпрянула от него, села боком, уставилась на пруд и бросила:
— Заткнись.
— Я же ничего не сказал.
— Ты собирался.
Некоторое время они вдыхали морозный туман.
— Хэл говорил, надо дойти до исходной точки и отматывать обратно.
— А мы сейчас где?
— Вряд ли это имеет значение.
— Где бы мы ни находились, хорошо бы там немножко побыть.
Они еще посидели, держась за руки. Встали, пошли к дому. Прайсовский двор казался склепом, в котором упокоилась весна. В доме остались чемодан и младший брат — а больше ничего у Дачесс и не было. Вот свободна она или необратимо проклята — при таком-то минимуме багажа?
Томас Ноубл стряхнул снег с велосипедного сиденья.
— Как ты меня нашел? — спросила Дачесс, возвращая ему пальто.
— Мама спросила адрес у этой вашей Шелли.
— Ясно.
Он оседлал велосипед.
— Стой. Почему ты нагрянул среди ночи?
— С тобой хотел повидаться.
— Ну-ну, договаривай. Я тебя насквозь вижу.
— Я его ищу. Дарка этого. Каждый день после уроков еду на ранчо Рэдли и прочесываю участок леса.
— Вполне можешь наткнуться на труп.
— Сразу полегчало бы.
Томас, не крутя педали, покатил по подъездной аллее. Дачесс вышла вслед за ним на улицу. В очередной раз отметила ряды аккуратных почтовых ящиков с фамилиями, надписанными масляной краской: «Купер», «Льюис», «Нелсон». Робину нравилось вслух читать эти фамилии — он тогда живее воображал себя членом той или иной семьи.
— Томас Ноубл…
Он затормозил ботинком по снегу. Оглянулся.
Дачесс вскинула кулак.
Он повторил ее жест.
Робин не спал. Сидел на кровати, вжавшись в стену, закрыв голову ручонками, и плакал.
— Что случилось?
— Где ты была? — выговорил он между всхлипами.
— Томас Ноубл приезжал.
— Постель…
Только теперь Дачесс заметила, что простыня сбита в комок.
— Я обмочился, — жалобно протянул Робин. — Мне приснилось страшное. Про ту ночь. Я слышал кое-что — голоса.
Дачесс обняла его, зацеловала нежное темечко. Помогла Робину стащить трусишки с футболкой, отвела в ванную, выкупала. Одела в чистую пижамку, уложила в свою постель. Через некоторое время, убедившись, что Робин крепко спит, поднялась и стала снимать мокрое постельное белье.
* * *
Сон не шел, и Уок прокручивал в голове неоспоримые факты. Алиби Дикки Дарка сфабриковано. Милтон ездил к Дарку в «Поднебесные кедры»; они вдвоем могли отправиться на охоту. Ха! Пускай другие в это верят, а Уок еще пока в своем уме. Милтон пропал — Уок обошел его темный дом, убедился, что нет никого. Узнать о Милтоне неоткуда, он ведь в мотелях не останавливался, а разбивал палатку в дикой местности, где полная изоляция казалась естественной и потому терпимой — не то что в Кейп-Хейвене.
За час до рассвета Уок встал, оделся, выпил кофе и поехал в «Поднебесные кедры».
По ночам элитный поселок не охранялся. Уок оставил машину среди деревьев, что качали кронами под светлеющим небом, пересек шоссе и вошел в ворота.
Никаких признаков жизни в коттеджах. Уок шагал не таясь, определенно фиксируемый видеокамерами. Разумеется, наживал проблемы на свою высоко поднятую голову. Сказывался ли тут недостаток сна или особо жестокий тремор, а только Уоку было все равно.
Он обогнул дом, открыл калитку, очутился во дворе — и замер. Одна рама в задней двери была вынута с величайшей аккуратностью — остальные стекла не пострадали. Просовывая руку в отверстие, возясь с замком, Уок воображал тех двоих, что искали Дарка в Кейп-Хейвене.
Перемещаясь из кухни в гостиную, оттуда в холл, из холла на второй этаж, отмечая, что телевизор выключен, композиция из пластиковых фруктов не нарушена, кровати застелены, Уок думал: впечатление, будто идеальная семья уехала на часок, чтобы заинтересованные лица могли оценить упорядоченную прелесть загородной жизни.
Он заглянул под кровать, сдернул покрывало, свалил подушку на пол. И ему открылся предмет, неуместность которого в постели зрелого мужчины просто била в глаза. Это был свитерок — маленького размера, розовый, определенно принадлежавший девочке. Не взять ли его с собой, не предъявить ли Бойду? Уок отверг эту мысль, но внес пометку в блокнот.
И тут в комнату проник свет фар.
Уок пригнулся, шагнул к окну. Точно: внизу тарахтит двигатель. Уок рискнул выглянуть. Седан другой, а парочка прежняя — бородатый курит, опустив стекло, сам себя освещает сигаретой, сверлит дом глазами.
Уок ждал, машинально считая удары собственного сердца.
Пятнадцать минут прошло, прежде чем седан дал задний ход, развернулся на шоссе и покатил прочь. На сей раз Уок разглядел и записал номера, понимая, впрочем, что пользы от этих данных будет негусто.
Он спустился в кухню, включил свет и занялся поисками. Обшарил все шкафы.
Улика могла остаться незамеченной, если б Уок не додумался встать на колени и обследовать еще и пол.
На одной из кафельных плиток он увидел пятнышко крови.
Автомобиля с техническим оснащением пришлось ждать три часа, зато прибыла в нем Тэна Легрос. У нее как раз заканчивалась смена, когда позвонил Уок. Это ему повезло. Однажды Уока вызвали на буйную вечеринку в Фоллбрук, и он прищучил там парня, курившего траву. По фамилии догадался, что это сын Тэны, и отвез его домой к мамочке, вместо того чтобы завести дело. Тэна, он знал, будет ему до смерти благодарна.
Едва на рабочем месте появился Мозес, Уок решил наладить с ним связь и быстро установил, что легче всего это сделать посредством двадцатки.
Он вернулся в дом, еще побродил, обнаружил тесный кабинетик. На столе стоял муляж компьютера — пластиковая пустышка, дополнительный штрих к идеальной картинке.
Тэна приехала не одна, а с напарником — молодым, методичным, ретивым; увидев, что она спускает маску на подбородок, тот попятился, брови у него поползли вверх. Тэна махнула рукой в сторону кухни. Жалюзи были опущены, и вся видимая поверхность пола, обработанного люминолом, давала слабое, но устойчивое свечение.