— Мура — самая настоящая женщина, которую я встречал.

Тут уж Сашка возмутилась, и только, чтобы поставить его на место, заметила:

— Мало же ты, наверное, настоящих женщин встречал.

И вдруг глаза его потеряли свою мягкость, и что-то в них промелькнуло такое злое, что Сашка даже отпрянула, а Вадим выпил залпом водку, поставил рюмку и медленно сказал:

— Ну и падла ты, Александра.

У Сашки прямо дух перехватило. И от этой вдруг вылезшей блатной грубости, и от несправедливости. И она только хотела вскочить из-за столика, как он одной рукой поймал ее запястье, и цепко удерживая, сказал так, что она не осмелилась ослушаться:

— Ну ладно, на фиг! Пойдем, Сашка, танцевать!

Саша поняла, что он вдрызг пьян, это напугало ее, но она решила, что лучше не спорить. Он подхватил ее, прижал к себе, и даже тот обычно льстящий факт, что у него на нее явно стояло, на этот раз не придал Саше уверенности в себе. Что-то в нем такое было, что не позволяло ей овладеть ситуацией.

— Вот уж не знала, что она тебе так нравилась, — с вынужденным смешком сказала она.

— А мне все подружки Арнона нравятся… — и еще крепче прижал к себе Александру. Сашка мудро решила, что с пьяным связываться и спорить ни к чему.

Но спустя минуту вдруг совершенно трезвым тоном он прошептал ей в ухо:

— Саш, а то помнишь, что ты обещала меня с ним познакомить?

Сашка пыталась потихоньку высвободиться, но Вадим так крепко ее прижимал, что оставалось только надеяться, что коротенькое черное мини не задралось выше трусов.

— Мало ли что, ты меня тоже обещал познакомить с продюсером с первого канала, — ответила Александра, поняв, наконец, чего он от нее хочет.

— Ну что ж, настало время нам обоим исполнить свои обещания, правда? — И Вадим чуть-чуть отстранился и так ласково взглянул ей в лицо и улыбнулся, что Сашка невольно подумала, что вот кому быть актером, так это ему! — Сашенька, мимо меня не проедешь, — гадко сказал он и закружил Александру так, что она едва не упала.

А зима все шла, надоев до чертиков. Беспечальная Мурка писала о своих рождественских покупках: «На Рождество здесь все друг другу, невзирая на вероисповедание и меру взаимной симпатии, дарят подарки. Начиная со Дня Благодарения, с конца ноября, магазины открываются аж в 5–6 утра, и народ мобилизуется. Я за покупками езжу в такие снежные бураны, в какие в Израиле самый преданный муж жену в роддом бы не повез. На твой вопрос, ради чего рискую собой — предлагаю краткий список последнего захода:

еда — 340 (но многое впрок),

тапки, подарки (конфеты и прочая дребедень) и Дед Мороз дивно красивый — 50

пылесос паровой, чистящий ковры глубокой чисткой — 200

торшер и настольная лампа в псевдоклассическом стиле, необходимые — 50

4 кресла в гостиную — черные кожаные датские, легкие, элегантные — 2100 (заказала)

8 бамбуковых „салфеток“ под тарелки и рамочки для фотографий — 50

белый сервиз на 12 персон — 200

полотняные салфетки и кольца „серебряные“ выпендрежные к ним — 50

набор ложек, ножей и вилок „Микаса“ на 12 персон — 235

причиндалы для камина — 100

Итого, за восемь-девять часов напряженного шоппинга — 3 тысячи с гаком! И все самое насущное.

А Сережа накупил вина, пива и водки на сумму мне неизвестную, но судя по количеству бутылок, устрашающую.

Не я одна такая. Народ по магазинам таскается с таким энтузиазмом, что на безбрежных паркингах невозможно найти стоянку, как будто этим китайским барахлом торгуют не в Соединенных Штатах Америки, а в Пхеньяне.

Чтобы не презирать себя за то, что занята такой ерундой в жизни, решила утешиться тем, что моя задача — максимально благоустроить нашу жизнь, и если для этого мне нужны красивые вещи, то я их покупаю, и точка.

Зато с болью заметила, что я вообще очень эгоистичный, скупой и черствый человек. Это не шутка. Ни за что, например, не встану ранешенько, и не пойду в какой-нибудь детский дом помыть полы и поиграть с сиротами, и не пожертвую деньги ни на афганских беженцев, ни на устройство дома отдыха для полицейских. На нью-йоркских пострадавших одиннадцатого сентября, правда, пожертвовала 6 (шесть!) долларов. От этого мне стыдно, ибо в теории хотелось бы творить добро и незнакомым людям, поскольку своим родным — дело не хитрое, эдак каждый может! Так что есть необходимость в самоусовершенствовании, и хоть по-прежнему слишком занята собственным благоустройством, но совесть порой грызет».

По мнению Сашки, Муру денно и нощно должна была терзать совесть за то, что она пальцем о палец не ударила ради своей лучшей подруги, которая, сидя в Москве, не только сервизов и Дед Морозов себе не позволяет, но даже в парикмахерскую лишний раз сходить не решается. Хоть Мурка и упрекала ее порой за привычку перекладывать ответственность за себя на дорогих и близких, ну что ж, может, это и так, но по ее Сашкиному мнению, нет ничего в жизни более раздражающего, чем такое вот сытое самодовольство, из которого произрастают эти пустые самоукоры. И поскольку какая-то досада на Муру поселилась в последнее время в ее душе, она решила не передавать ей пьяной болтовни Вадима, тем более, что о нем вообще хотелось вспоминать как можно меньше. Она только исполнит свое обещание — познакомит его с Арноном, конечно, при условии, что и он исполнит свое, и больше она этого типа знать не желает.

В феврале Сашка поехала в Израиль. Максима в Москве держали дела, да и вообще хотелось от него отдохнуть. В Иерусалиме увиделась со всеми своими друзьями, и с Наташкой, и все ей ужасно радовались и завидовали, но она почувствовала, что если бы вернулась навсегда, бросив Максима, никто бы ей так не радовался, а наоборот, многие стали бы злорадствовать, и, несмотря на все приятные тусовки, ей стало ясно, что там идет своя жизнь, из которой она вычеркнута и возвращаться некуда. Разумеется, Саша встречалась с Арноном, и осталась под впечатлением, что если кто-то действительно может и хочет ей помочь — то это только он. Теперь она поняла, кто был залогом израильского успеха Муры. И ей было приятно, что как раз Арнон, которого Мурка так уважала и обожала, сумел оценить ее, Александру. Они провели несколько ночей в том самом тель-авивском Хилтоне, в котором Сашка выходила замуж, и это была маленькая месть Максиму, за то, что держал ее на чужбине в черном теле. А еще было совсем уже тайное желание превзойти Муру в глазах Арнона, но в этом Саша даже себе не хотела признаться, хоть и ощутила момент торжества, когда он сам сказал, что никогда и ни из-за кого так не терял голову, как из-за нее.

Прощаясь, Арнон обещал прилететь снова в Москву как можно скорее.

Но самое главное, после мамы и бабули, было повидать Оделию. И не зря Сашка не поленилась, и снова потащилась к черту на кулички, в Тверию. Потрясающая женщина! Моментально почувствовала, что происходит с Сашкой. И только посмотрела на кофейную гущу, закусила губу, взяла Сашу за руку, так крепко, что через этот контакт мгновенно потекла сильная положительная энергия, и сказала с нажимом и каким-то тайным смыслом: