Паркс принимает молчание за согласие. Он заходит за прилавок, где видел коробку одноразовых зажигалок. В них все еще есть жидкий газ, немного в каждой, но зажигалок в коробке около ста штук. Возвращается с коробкой к останкам.

Будучи человеком практического склада ума, сержант забирает рацию Галлахера и вешает себе на пояс, а после начинает разламывать маленькие пластиковые трубки и вливать их содержимое на труп. Джустин смотрит, качая головой.

– А как же дым? – спрашивает она.

– А что с ним? – бормочет Паркс в ответ.

Мелани разворачивается и идет по проходу к передней части магазина. Она возвращается через минуту, держа в руках ярко-желтую подушку в пластиковой обертке.

Мелани становится на колени и кладет подушку под голову Галлахера. Ее колени утопают в еще не высохшей крови. Когда она встает, ее колени украшают красно-черные полосы.

Паркс разламывает последнюю зажигалку. Он мог использовать ее, чтобы поджечь тело, но не сделал этого. Он выливает последние капли, а затем поджигает при помощи своей трутницы.

– Покойся с миром, рядовой, – бормочет он, пока пламя поглощает то немногое, что осталось от Кирана Галлахера.

Мелани тоже что-то говорит, но очень тихо, обращаясь только к мертвому. Джустин ждет в тишине, пока сальное, вонючее пламя не заставляет их уйти.

Обратный путь к «Рози» они проделывают по куда более широким улицам. Магазин за спинами полыхает, поднимая толстый столб дыма, превращающийся в черный зонт над их головами.

Мелани идет впереди, сгорбившись и опустив голову. Она не попросила снова надеть на нее наручники и намордник, а Паркс и не предлагал.

Когда они прошли уже большую часть пути, малышка останавливается. Ее голова резко поднимается.

– Что это? – шепчет она.

Паркс собирается сказать, что ничего не слышит, но воздух слегка дрожит, и в этой вибрации теперь можно различить звук. Пробуждающийся, угрюмый и опасный, утверждающий свою готовность к драке и победе в ней.

Двигатель «Рози».

Паркс срывается на бег, огибая угол Финчли Хай Роуд как раз в нужное время, чтобы увидеть далекое пятнышко, за секунды превращающееся в бегемота.

«Рози» слегка трясет, во-первых, из-за мусора на дороге, а во-вторых, из-за того, что ее ведет доктор Колдуэлл своими покалеченными пальцами. Каждое подергивание рукой приводит к шараханью длинного транспортного средства из стороны в сторону.

Даже не думая об этом, Паркс встает на середину дороги. Он понятия не имеет, что делает Колдуэлл, может, она спасается от чего-то. Но он точно знает, что должен остановить ее. «Рози» кренится, как пьяная, стараясь увернуться от него, врезается в припаркованный автомобиль, который тащит перед собой несколько ярдов, прежде чем он разваливается на куски ржавчины и стекла.

И уносится вдаль. Они смотрят на задние фонари передвижной лаборатории, удаляющиеся от них.

– Какого хрена? – в недоумении восклицает Джустин.

Паркс хочет задать тот же вопрос.

Как только Паркс и Джустин уходят в поисках рядового Галлахера, забирая с собой испытуемого номер один, Кэролайн Колдуэлл подходит к центральной двери «Рози», открывает расположенное рядом с ней отделение, примерно на высоте плеч, и тянет рычаг из вертикального положения в горизонтальное. Это управление внешним доступом в чрезвычайных ситуациях. Теперь никто не сможет попасть внутрь без разрешения Колдуэлл.

Первый шаг сделан, она направляется в машинное отделение и включает одну из трех панелей. Генератор, в двадцати ярдах позади, начинает напевать – но не реветь, потому что Колдуэлл не подключила его к двигателю. Сейчас ей энергия нужна только в лаборатории, куда она и направляется. Так как доктор будет работать непосредственно с инфицированными тканями, она надевает перчатки, защитные очки и маску.

Она включает электронный микроскоп, терпеливо и скрупулезно продираясь через настройки и десятки экранов опций, и загружает первый из подготовленных ею слайдов.

С радостным возбуждением наклоняется к смотровому окну. Центральная нервная система голодного из дома Уэйнрайта мгновенно предстает перед ее алчным взглядом. Выбрав зеленый элемент в качестве ключевого цвета, она прогуливается под навесом нейронных дендритов в тропическом лесу.

Картинка настолько детальна, что она захватывает дыхание доктора Колдуэлл. Грубые и тонкие структуры имеют четкие границы, как на схемах в учебнике. Тот факт, что ткани мозга были сильно повреждены, прежде чем доктор положила их под микроскоп, проявляется в том, что ей ежеминутно приходится передвигать слайд для более удачного ракурса, без посторонних веществ – пылинок, человеческих волос и бактериальных клеток. Ее цель – грибковые мицелии среди нейронов. Нервные клетки полностью обнажены перед ней.

Она видит то, что видели другие ученые много лет назад, но ей это было недоступно из-за недостаточно хорошего оборудования на базе. Она видит, как именно кукушка Офиокордицепса строит свои гнезда в зарослях мозга – как мицелии тонкой нитью оборачивают нейронные дендриты, словно плющ вокруг дуба. Вот только плющ не шепчет сирены дубу, а полностью захватывает власть над ним.

Кукушки? Плющ? Сирены? Сконцентрируйся, Кэролайн, говорит она себе отчаянно. Посмотри на то, что перед тобой, и сделай соответствующие выводы и найди доказательства, чтобы поддержать их.

Доказательство существует. Теперь она видит, что пропустили другие глаза – трещины в крепости (сосредоточься!), места, где параллельные структуры человеческого мозга перегруппировались, несчастные и поверженные, вокруг (и между) задушенных грибком нервных клеток. Некоторые неинфицированные кластеры нейронов, на самом деле, выросли плотнее, хотя новые клетки, раздутые и потертые, разрываются изнутри от зубчатых бляшек амилоида.

Колдуэлл чувствует покалывание в голове, когда понимает значение того, что она видит.

Это произошло достаточно медленно, напоминает она себе. Ранние исследователи не могли наметить эту прогрессию, потому что сразу после Катастрофы вирус еще не достиг нужной точки развития. Единственным способом было просто гадать и тестировать каждое свое необоснованное предположение.

Колдуэлл поднимает голову и отступает на несколько шагов от микроскопа. Это трудно, но необходимо сделать. Она могла бы смотреть на зеленый мир часами, днями и продолжать находить в нем новые чудеса.

Позже, может быть. Но слово «позже» в ее случае неприменимо. У нее есть еще день или два, пока лихорадка не начнет отключать основные жизненные функции ее организма, настойчиво подталкивая к болезненной и недостойной смерти. У нее есть первая половина рабочей гипотезы. И она должна завершить этот проект, пока еще в состоянии.

В лаборатории Колдуэлл на базе есть – или были – десятки слайдов, взятые из мозговой ткани испытуемого номер шестнадцать (Марция) и испытуемого номер двадцать два (Лиам). Если бы они были по-прежнему доступны, доктор использовала бы их сейчас. Она не разбазаривает ресурсы, как думает Джустин, – любой из образцов может дать внезапный ответ на главный вопрос. Теперь у нее есть картина – уже, по крайней мере, гипотеза, которой нужно подтверждение, но все ее испытуемые, которые имеют частичный иммунитет к воздействию Офиокордицепса, остались на базе.