Если же муж переметнулся к «врагам» добровольно, то у нее были основания для большой обиды. Подло обманул ее. Поставил под угрозу жизнь и безопасность ее и ее родных, не говоря уже о карьерах, работе. Все пустил под откос.

Безусловно, она не хотела навсегда расстаться с мужем, но в то же время не знала, хочет ли он семейного воссоединения. Вдруг именно по этой причине он утаивал от нее свои планы? Обида была глубока, и было непонятно: стоит ли прощать Владимира и нуждается ли он в этом прощении. Ну, и, конечно, Евдокия отдавала себе отчет, что оставаясь в Австралии, она подведет своих родителей, брата и сестру, и уже не увидится с ними.

С другой стороны, если Владимир совершил предательство, то насколько она поможет своей семье, вернувшись на родину? В Советском Союзе членов семей предателей не жаловали и в этом случае ее ждали не награды и материальное поощрение, а длительное и малоприятное разбирательство и крах карьеры в престижном ведомстве. Какая из нее теперь шифровальщица? О загранработе нужно будет забыть. Жизнь сломана.

Тем не менее, если Петрова всерьез задумывалась над тем, чтобы остаться в Австралии, то не представляла, каким образом можно вырваться из-под опеки сотрудников посольства. Она колебалась, и решение ей пришлось принимать спонтанно, под воздействием внешних обстоятельств.

Когда в посольстве получили адресованное ей письмо супруга, от имени Евдокии был составлен ответ, в котором она отказывалась от встречи. Такое решение, вероятно, было ей навязано. Встреча с мужем многое могла для нее прояснить, но в миссии опасались, что получив адекватную информацию, женщина откажется возвращаться в СССР и прибегнет к поддержке австралийцев.

Евдокия сделала выводы и из отказа Генералова направить в центр телеграмму, в которой подчеркивалось бы ее невиновность и содержалась просьба не применять к ней репрессивных мер. Посол, по словам Петровой, согласился, но телеграмма так и не ушла. Очевидно, ему не хотелось выглядеть в глазах руководства адвокатом жены перебежчика. Лучше было не рисковать.

Евдокию, по ее словам, устрашило высказывание Коваленка о том, что ее могут отправить в лагерь «или того хуже»[478]. Необъяснимо, почему человек, пытавшийся ободрить Петрова при встрече в Сиднее, застращал женщину, которая этого совсем не заслуживала. Данный факт известен только от самой Петровой, но с какой стати было выдумывать такую деталь?

17 апреля ее уведомили, что отъезд намечен на 19-е число. Морем Евдокию отправлять не стали, с учетом фактора времени. Чем длиннее путь, тем больше вероятности столкнуться с провокациями. Поэтому нужно было лететь – с посадками в Дарвине, Сингапуре и Женеве.

Во время путешествия ей было велено ни на шаг не отходить от дипкурьеров. В Сингапуре предстояло длительное ожидание стыковочного рейса, но размещение в гостинице исключалась. Евдокия, Жарков и Карпинский не должны были покидать зал ожидания и играть в карты, изображая из себя туристов.

Кстати, дипкурьеры, хотя внешне казались грубыми верзилами (по определению Бялогурского они смахивали на громил из третьесортного гангстерского фильма), в действительности вели себя вежливо, предупредительно и сочувствовали женщине, попавшей в незавидную ситуацию. Они проявляли к ней внимание и давали советы, как потратить оставшиеся у нее деньги, 300 фунтов. Говорили, что лучше всего это сделать во время пересадки в Швейцарии.

Лететь предстояло с Кислицыным. Им зарезервировали билеты на авиарейс компании BOAC (British Overseas Air Company) из аэропорта Маскот в Сиднее. Первая остановка – в Дарвине. Это небольшой город на севере Австралии, административный центр австралийской Северной территории, подчинявшейся федеральному правительству.

Австралийцы, со своей стороны, готовились саботировать отъезд Петровой и Кислицына. Мензис опасался, что в противном случае правительству станут пенять за бездействие и попустительство русским. Мужа спасли, а жену отдали на растерзание! Но снять Петрову с маршрута планировалось не на территории Австралии, а в Сингапуре (не зря советские дипломаты беспокоились), прибегнув к помощи британских спецслужб. Это избавило бы Канберру от дополнительного раздражителя в отношениях с Советским Союзом (не доводить до опасной черты) и решило бы вопрос.

Что до Кислицына, то он представлял интерес для АСИО в силу того, что в 1945–1948 годах работал шифровальщиком в референтуре посольства СССР в Лондоне и через его руки проходили телеграммы, связанные с деятельностью членов «кембриджской пятерки» – бежавших в Москву Берджеса и Маклина и находившегося под подозрением Филби. Кислицын признавался Петрову, что кое-что об этом ему известно, и австралийцам не терпелось узнать, что именно.

17 апреля Петров написал Кислицыну. Текст письма приводится с небольшими сокращениями:

«Филипп Васильевич,

Пишу, чтобы сказать, что со мной все в порядке, и я с наслаждением дышу свободным воздухом Австралии в условиях, которые, как я часто от вас слышал, вы высоко оцениваете. Почему бы вам не присоединиться ко мне, вместо того чтобы возвращаться в эту ужасную жизнь в России под гнетом режима, который нам обоим внушает страх и который предал истинный коммунизм.

Думаю, вы сознаете, что в России ваша судьба предрешена, после того, что случилось… Конечно, вас уже никогда не пошлют за границу, так что сейчас у вас последний шанс уйти. С учетом нашего тесного общения и дружбы вы все время будете находиться под подозрением. Думаете, Генералов вам поможет? Вас обвинят в отсутствии бдительности, беспечности и возложат на вас ответственность за мой поступок. Вам известно, что за это вас накажут и уничтожат.

Судя по вашему поведению, вам нравится жизнь в свободном мире за пределами России. Вас хорошо примут, предоставят полную защиту и материально обеспечат вашу будущую жизнь. Так что выбирайте – или путь к катастрофе, или дорога свободы»[479].

Письмо передали в посольство, но попало ли оно в руки Кислицына, неизвестно.

Его, как и жену Петрова, предполагалось «освободить» в Сингапуре. Сотрудники АСИО получили четкие и недвусмысленные инструкции – на австралийской территории не вступать в контакт с уезжавшими дипломатами, если только от них не поступит просьба о помощи[480]. На этот случай Ричардс и сотрудник мидовской протокольной службы Стюарт дежурили в аэропорту Маскот. Петров на всякий случай передал Ричардсу записку для супруги: «Дуся, оставайся здесь. Доверься этому человеку. Он мой хороший друг. Иди с ним к машине и он привезет тебя ко мне»[481].

Утром 19 апреля у советского посольства собралась небольшая группа местных граждан – отчасти зевак, отчасти тех, кто сочувствовал жене перебежчика. Чтобы ввести толпу в заблуждение вначале из посольства выехала автомашина с супругой Вислых, которая была похожа на Петрову – такая же блондинка. Ее сопровождала супруга Антонова.