– Точно такая же, как смерть Даеса и Санка, – неизменно отвечала Айра и возвращалась в комнату, которая все больше казалась ей узилищем. Каждый вечер она кормила и укладывала Тира и погружалась в то неизведанное, что досталось ей от Ярига и так и не было еще испробовано в полной мере. С другой стороны, разве выдержала бы она хоть что-то, произошедшее с нею, если бы не долгое дыхание Сурры, что удалось забрать у отца? Вот только невидимая петля на горле по-прежнему сбивала дыхание, не давала окунуться в принадлежащую ей силу, и волокла по поверхности хеннского бытия, как волочится за рыбацкой ладьей загарпуненный и едва живой дельфин.

За узкими окнами то лил дождь, то шуршали облетающие с седых деревьев листья, то завивал вихрями снег. Айре уже начинало казаться, что нет в Оветте столь же оседлого народа, как хенны, и что вскоре сама Радуча вслед за жителями лишится привычного имени, когда что-то начало меняться. С началом второй весны в Дуиссе Айра почувствовала тревогу, напоминающую удушье перед проливным дождем. На улицах удвоилось количество хеннов, замелькали не только красные, но и белые, желтые, зеленые лоскуты на шлемах степняков. Оживился Зеес, удвоив громкость и частоту ругани, к тому же он запретил Айре спускаться во двор, начав там гонять свою сотню, заставляя разжиревших воинов поднимать тяжести и натягивать тетиву тугих луков. Да и охраняющие или стерегущие Айру подопечные Зии стали раздражительны и грубы, словно Айра снимала у них комнату и изрядно задолжала за проживание. Только Чая оставалась прежней и однажды сказала Айре негромко:

– Ты – мать. Это важнее многого, девка.

– Почему ты мне это говоришь? – Айра пыталась разглядеть за блеском темных глаз что-нибудь кроме спокойной уверенности.

– Скоро все будет меняться. Не жалей никого, кто бы ни заступил тебе путь. Когда будешь уходить, не иди с теми, что бегут, иди с теми, что идут, и не пытайся их обогнать. И не жди, когда твой враг встанет против тебя: твоя схватка давно уже началась.

– Кто ты? – нахмурилась Айра, потому что редко с ней говорила Чая и никогда не соединяла вместе больше четырех-пяти слов.

– Я дочь дальней страны, – ответила черная воительница. – Твое дитя дало мне возможность испытать мгновения материнства, которого меня лишила судьба. Но когда я держала Тира на руках, я поняла, что моя жизнь почти бессмысленна. Не хочу, чтобы она потеряла и малую толику смысла. Скоро праздник весны. Все сыновья Каеса съехались, чтобы сесть на большой ковер и испить из общего котла горячего вина. Каес захочет увидеть внука. Будь готова к этому. У него больше двадцати внуков, но Тир первый, на котором проявились знаки рода. Первый, у кого они появились еще в утробе. Даже Аесу, старшему сыну Каеса, они были нанесены после его рождения. Но дело в том, что ты его мать, и это важнее любых знаков. Не дай ему превратиться в чудовище. Возьми этот меч.

И Чая протянула Айре короткий клинок.

– Что мне делать? – спросила Айра, проводя пальцами по диковинному серому изогнутому лезвию.

– Выжить, – прошептала Чая. – В город скрытно вошли десять тысяч Лека. Они прячутся в особняках. Их шлемы не украшены цветом тана, как будто они принадлежат самому Каесу, но я многих знаю в лицо. Лек недоволен, что его отец выжидает и не переходит Лемегу. Скоро все переменится, Айра. Постарайся выжить – иногда это тем легче, чем больше врагов вокруг тебя.

Она выжила. И в Дуиссе, и потом, когда вырвалась из бывшей столицы Радучи. Почти два месяца потребовалось Айре, чтобы с ребенком на руках добраться до Лемеги, переправиться через широкую реку и, избегая больших дорог и деревень, оказаться на дне рептской ладьи. Два месяца после на удивление длинной речи Чаи и Большого Ковра, на который Айре приказал явиться с ребенком сам Каес. Ее сопровождали трое стражников, в том числе Зеес и Лега, а также Ноя и Зия. Для ребенка Зия принесла черный, отороченный золотым шитьем праздничный наряд крохотного воина. Айра довольствовалась стеганым халатом. Она потянулась за гиввским клинком, но Зия холодно остановила ее:

– Разве ты идешь на бой?

Над Дуиссом спускался вечер, Аилле двигался к горизонту, превращаясь в огромный сплюснутый шар, окрашивая треть неба в кровавый цвет, и черный зубчатый контур Дуисской крепости на его фоне не мог не показаться зловещим. Айра ежилась от холодного ветра: еще бы, только-только выснежень подошел к концу, а месяц зелень получил свое имя вовсе не за первые дни. У огромных ворот крепости дежурило не менее сотни стражников, а поодаль стояли эскорты танских сыновей, застывшие, словно вырубленные из серого камня. Не полз еще над странно пустынными дуисскими улицами запах крови, но шум ее ускоренного бега внутри многих тысяч закаленных тел был почти явственным.

Зия, Ноя и третий стражник остались с лошадьми на вторых воротах, а Зеес, Лега и Айра с весело лопочущим Тиром поднялись в верхнюю крепость. Разбитое стекло хрустело под ногами, запах испражнений витал в воздухе, но зрелище, которое предстало перед взором Айры, оказалось еще более отвратительным, чем простое разорение удивительного здания. В центре некогда прекрасного зала высился огромный шатер, и веревки, поддерживающие его, были прикручены к кольям, забитым в удивительный мозаичный пол. В глубине зала всхрапывали лошади и горели костры. В воздухе стояли копоть и вонь. Рядом с шатром трепыхалась гора порубленных на части окровавленных тел.

Айра, следуя за Зеесом, невольно замедлила шаг, но тот, недовольно оглянувшись, прошипел:

– Иди, не останавливайся. Раньше мертвецов не рубили, но они стали больно прыткими в последнее время. Смотри-ка, и любимый слуга великого тана здесь! Эх, Свитак, видно, разучился ты готовить танский напиток! Видишь, девка? Всякий, заходя в шатер всемилостивейшего тана, должен видеть, чем может обернуться отсутствие милости лично для него! Голову не забудь склонить, дура!

Лега, ходивший в близких приятелях Зерты, грубо подтолкнул ее в спину, Айра едва не упала, но, прижав к себе насторожившегося Тира, вслед за Зеесом нырнула под цветастый полог. Тьма, расцвеченная языками пламени многочисленных ламп, сгустилась удушливым запахом, который настойчиво бил в ноздри, пробуждая какие-то воспоминания. Это действительно был Большой Ковер. Вдоль стен шатра стояли почти голые, напомнившие Айре Чаю, воины с огромными топорами, а впереди, сразу за толстым, покрытым резьбой шестом, который следовало бы назвать столбом, был расстелен алый ковер с высоким ворсом, на котором вокруг низкого стола с яствами и широкой чашей, напоминающей котел на кованых ножках, сидели хеннские таны. Обрюзгший старик, обнаженный по пояс, с властным взглядом, высился над остальными за счет огромных подушек, подпирающих его седалище и спину. Рядом с ним сверлил хмурым взглядом собственные колени Кирас. С другой стороны мелькала озабоченная и угодливая физиономия Синга, который явно не был допущен к ковру, скрывался в тени и мечтал ускользнуть из шатра. Прочие пирующие не могли быть никем, кроме молодых танов, хотя все они скорее напоминали зрелых мужчин, подобных Хасу и мощью, и телосложением. Пятеро их сидело слева от столба – по правую руку от Каеса, отделяемые он него напряженной фигурой Кираса. И только один – Лек – справа. Он и повернул голову первым, едва услышал звон кольчуг упавших ниц Зееса и Леги.