Ночь он провел в муках, ему снились покойники и кораблекрушения.

Утром Нильс тщательно намылил и сбрил седую щетину, словно это для него сейчас было самое главное.

Он все еще подумывал о том, чтобы пойти к этой каменной Дине Грёнэльв и молить о снисхождении.

Но не мог заставить себя. Тянул минута за минутой. Наконец он увидел, как она выехала со двора, но даже тогда еще можно было остановить ее. Догнать, схватить лошадь за поводья…

Однако он знал Динину твердость. Знал, что она не смилостивится, пока он не встанет на колени.

И не мог.

Ему следовало уехать. Пока было время. Нечего было тянуть до Рождества только потому, что в усадьбе появился этот Лео, с которым можно было разговаривать по-человечески.

А карта! Ну что за ребячество считать, будто в Америку нельзя ехать без карты! Теперь же у него не было ни карты, ни денег.

Нильс зашел на кухню к Олине, чтобы узнать, не к ленсману ли поехала Дина.

— Думаю, у них есть о чем поговорить, — с сухим смешком сказала Олине.

Черный жар ударил Нильсу в голову. Он ничего не видел перед собой. Слышал только, как над ним грохочет голос судьи.

От кофе он отказался.

На кухне было светло и слишком жарко. С трудом дыша, Нильс добрался до своих комнат.

Днем одну из служанок послали к нему узнать, почему он не показывается. Он ответил из-за двери больным голосом, но к себе не впустил. Поднос с едой так и стоял нетронутый, когда служанка снова пришла, чтобы забрать его.

Девушка пожала плечами. Нильс и раньше, бывало, жаловался на недомогание. Чистый ребенок.

Дина везла через горы много денег, у нее были дела в банке. Часть пути им с Вороным пришлось преодолеть на трюгерах. Покорно, не подгоняя Вороного, Дина шла за ним по заледенелой, а в некоторых местах занесенной снегом дороге.

Они остановились на вершине. Отсюда река почти круглый год с вечным грохотом падала в ущелье и дальше в омут. Нынче струя воды была чуть заметна. Зеленые сосульки затейливым узором свисали с обрыва.

Дина долго смотрела на крутой склон, с которого когда-то сорвались сани.

Я Дина. Иаков не в омуте. Он со мной. Он не особенно тяжелый. Но назойливый. Всегда дышит на меня. Ертрюд нет в малиннике, что вырос на месте кузницы в Фагернессете. Есть только ее крик. Крик падает на землю, когда я беру ягоды в руку. И лицо у Ертрюд опять целое. Как виолончель Лорка. Я все считаю и выбираю за них за всех. Я нужна им.

Дина неожиданно вскочила на Вороного. Он вздрогнул и заржал. Эту расселину он недолюбливал. Не мог отделаться от воспоминаний. Дина громко засмеялась и похлопала его по шее.

— Н-но! — крикнула она и натянула поводья.

Поездка была трудная. Дина добралась до цели лишь после полудня. Кое-где ей приходилось расчищать дорогу для Вороного, который проваливался в рыхлый снег.

Наконец показались первые дома, люди выходили на крыльцо посмотреть, кто едет. Так здесь было принято.

Они сразу узнали Дину из Рейнснеса, которая без седла ехала на своем Вороном. Важная дама, а ходит в мужских штанах. Женщины и завидовали ей, и презрительно морщили носы. Но всем одинаково хотелось узнать, что привело Дину в эти места, зачем она пожаловала сюда в самое темное время года.

Под благовидным предлогом они подсылали к ней ребятишек или работников. Но так ничего и не узнали. Дина здоровалась со всеми и проезжала мимо.

Чуть повыше ленсманской усадьбы она остановилась, заглядевшись на куропатку.

Куропатка не взлетела, когда они с Вороным приблизились к ней. Только распласталась по земле, моргая глазами и думая, что ее не видно.

Дина свернула к ней и заставила отлететь в сторону. Засмеялась и снова пошла к ней по снегу. В конце концов куропатка зашипела.

В детстве, когда Дина жила у арендатора в Хелле, они с Фомой любили эту игру.

Зимой куропатки, что жили в кустах вокруг Фагернессета, становились ручными, как куры, и не боялись людей. Другое дело весной и летом, когда у них появлялись птенцы. Тогда они прижимались к вереску или летали над самыми головами людей, отвлекая их, чтобы птенцы успели скрыться.

И все это с хриплым криком «габа-у, габа-у». Крохотная тварь, а какая смелая!

Дина знала, что в Эйдете живет медведь. Поэтому для безопасности взяла с собой ружье Фомы. Но обычно медведи не покидали берлогу в это время года.

Ленсман испугался. Близоруко прищурившись, он выглянул в окно конторы, когда услыхал, что кто-то подъехал. Потом, бросив дела, выбежал на крыльцо.

На Дину обрушилась лавина упреков: почему она не послала гонца? Как могла пуститься без седла в такую дальнюю поездку, да еще по плохой дороге? Неужели у нее, матери и вдовы, не хватает ума одеваться как подобает женщине?

Он ни словом не обмолвился о том, что последний раз в Рейнснесе они расстались не совсем мирно. Но громогласно возмущался, что она одна ехала в такую темень и навлекла позор на своих родственников. Встретился ли ей кто-нибудь по дороге и кто именно? Узнали ли ее?

Дина сняла шубу И бросила ее на пол у лестницы, что вела на второй этаж. Она отвечала на вопросы ленсмана невозмутимо, как оракул. Не сердясь, но и не давая ему разойтись.

— Я замерзла. У вас есть пунш? Только погорячее! — крикнула она в конце концов, чтобы остановить ленсмана.

Наконец пришла Дагни и мальчики. Оскар сильно вытянулся — этакий длинный росток. Сразу видно, что он, старший, был лучше воспитан и уже сознавал лежащую на нем ответственность. Жизнь научила его подчиняться более сильной воле и не смотреть людям в глаза.

Дина взяла его за подбородок, поглядела в лицо. Глаза у него забегали, и он постарался освободиться от ее руки. Но она держала крепко. Потом кивнула ему и сказала серьезно, переводя взгляд на ленсмана:

— Ты его слишком подавляешь. В один прекрасный день он сбежит от тебя, вот увидишь! Приходи в Рейнснес, Оскар, если тебе здесь станет невмоготу, — шепнула она, склонившись над головой мальчика.

Потом села на стул у двери.

Эгиль, младший сын ленсмана, как собачонка, протиснулся между Диной и братом.

— Добрый день, господин Эгиль Холм! Сколько тебе лет?

— Скоро десять! — сияя, ответил он.

— Ну хватит глазеть на меня, сними-ка с меня сапоги! Посмотрим, не поморозила ли я ноги?

Эгиль тянул сапог, как настоящий мужчина. Наконец сапог поддался, и Эгиль с ним в руках отлетел к стене. Они с Оскаром были не похожи. Эгиль — невысокий и темноволосый, Оскар — длинный и белокурый. И характер у Эгиля был совсем другой. Он преданно любил Дину, не замечая никого, кроме нее. При встречах это всегда приводило к перепалкам и дракам с Вениамином.