А потом… я предвидел это и надеялся на то, что так и произойдет… Бильгильдис нагнулась, схватила камень и замахнулась. В последний момент я уклонился от ее удара, она едва не попала мне в голову. Камень упал на пол, а я схватил Бильгильдис обеими руками и прижал к стене. Я душил ее. Женщина сопротивлялась, но она была слишком слаба и слишком стара, чтобы что-либо противопоставить моей решимости и силе моих рук.

Я поднял ее хрупкое тельце и вдавил его в узкий проем окна. Бильгильдис чуть не застряла в нем, мне пришлось повозиться, но в конце она выскользнула из моих рук, упала в темноту ночи и исчезла.

Я услышал ее крик, сменившийся смехом. Смех был звонким, заливистым, и я понял, что это лишь мое воображение. Бильгильдис смеялась надо мной по той же самой причине, что и насмешливо улыбался в ответ на мои молитвы Иисус. Я все-таки стал убийцей.

У меня хватало причин для того, чтобы искать общества Элисии. Это была первая наша ночь после четырех месяцев разлуки, прошедший день был исполнен тревожными событиями, нам нужно было поговорить о нашем будущем. Но тем поздним вечером, после происшествия в комнате Бильгильдис, я направился к Элисии потому, что мне хотелось удостовериться в близости женщины, ради которой я стал одним из тех, кого сам день за днем передавал палачу. Я не должен был убивать Бильгильдис, мне несложно было бы вырвать из ее рук камень, несложно было бы одолеть ее. Для этого не нужно было выбрасывать ее из окна. Теперь я хотел убедиться в том, что могу жить, помня содеянное, пока мне доподлинно известно, ради кого я пошел на преступление.

Когда я вошел в комнату, Элисия сидела перед зеркалом. В комнате царил полумрак. Зрелище красивее я не мог бы себе и представить. Чувство тревоги развеялось, словно встреча с любимой даровала мне отпущение грехов. Теперь проклятье снято, мы можем жить счастливо, подумал я. Сейчас все мое внимание было направлено на Элисию, и единственным, что беспокоило меня, была мысль о том, что рассказать ей. Оставить ее в неведении о произошедшем? Утаить от нее правду? Или полностью открыться ей?

Я еще не принял окончательного решения и хотел пока что подвести Элисию к обсуждению этого вопроса.

— Как прошла твоя встреча с Бильгильдис? — спросил я.

Она молчала.

Я сделал шаг вперед.

— Твои мольбы смягчили ее сердце?

Элисия не ответила мне, словно не услышала моих слов. Она смотрела на свое отражение в зеркале. Подойдя поближе, я увидел кровь на ее лице, на ее шее, на ее платье…

— Элисия, что случилось?!

Я ощупал ее тело, но не видел следов повреждений. И тут я вспомнил о крови, которой рвало Бильгильдис.

— Она больше не причинит тебе вреда, любимая. Не причинит. Она мертва, понимаешь? Да, она мертва. Вытри кровь, позабудь о том, что случилось. Прошу тебя, забудь. Посмотри на меня, Элисия! Прошу тебя, посмотри на меня!

Она не отвечала, что бы я ни говорил, что бы я ни делал. Элисия смотрела на себя в зеркале, смотрела себе в глаза. И только когда я встал между ней и зеркалом, она, казалось, заметила меня, но ее взгляд оставался столь же отрешенным.

— Ложись, любимая, поспи немного. Давай я помогу тебе, вот так, видишь, теперь все в порядке, — я отнес ее на лежанку. — Эта змея укусила кого-то в последний раз. Завтра с тобой все будет хорошо, вот увидишь. Ну пожалуйста, скажи мне хоть что-то, хоть словечко, Элисия! Скажи мне что-нибудь, чтобы я понял, что ты вернулась… вернулась, где бы ты ни была. Или посмотри на меня, посмотри так, как смотрела раньше.

Но Элисия не отвечала на мои мольбы. Я обмыл ее лицо, снял с нее окровавленную рубашку и уложил мою возлюбленную в постель. Я развел огонь в обоих каминах и зажег несколько лампад. Вскоре комната прогрелась, по ней распространился приятный запах. Через какое-то время Элисия закрыла глаза, погружаясь в дрему, а я начал молиться.

Посреди ночи Элисия вскинулась ото сна.

— Папа? Папа! — закричала она.

Я подбежал к ней, попытался успокоить, но Элисия не видела меня. С момента нашего знакомства мы еще никогда не были столь далеки друг от друга, как в это мгновение.

— Скажи мне хоть слово, Элисия… Посмотри на меня…

Но она не смотрела.

Нет в мире ничего ужаснее бессилия.

Утром, еще до петушиного крика, мне пришлось покинуть комнату Элисии и отправиться к себе, ведь я мог бы навредить нам обоим, если бы кто-то увидел меня здесь. Нам нужно было оставаться осторожными.

Я не хотел оставлять Элисию без присмотра, потому решил где-то через час заглянуть к трем печальным певуньям и попросить их посидеть с госпожой.

Я как раз дошел до своей комнаты, когда услышал крики:

— Убийство! Убийство! Ее убили! Бильгильдис убили!

Затем вновь воцарилась тишина, но уже через пару мгновений со всех сторон послышались шорохи, бормотание, звон доспехов. Усталые и невыспавшиеся, люди нерешительно выходили из своих комнат навстречу предутренним сумеркам. Раздались чьи-то вскрики.

Я вошел в свою комнату и запер дверь.

Вскоре ко мне постучали.

Я снял накидку, привел одежду в некоторый беспорядок и открыл дверь.

— Да, что случилось?

— Господин, — выпалил запыхавшийся стражник. — Прошу вас, пройдите со мной. Произошло нечто ужасное.

Я вновь надел накидку и прошел за стражником в комнату Бильгильдис.

— Немая служанка исчезла, — сообщил мне стражник, обводя рукой пустую комнату.

— Это ничего не значит. Она может быть где угодно. Видимо, вышла в уборную. Ну, или она сбежала, потому что не хочет лгать в суде.

— Мы уже проверили уборную и столовую для слуг, там Бильгильдис нет. Однако же нам удалось кое-что заметить. Прошу вас, посмотрите сами, господин.

Той ночью сразу после смерти Бильгильдис я сложил деньги обратно в тайник и поставил камень на место, бумаги я забрал и теперь носил их с собой вместе с моими собственными, поэтому в комнате царил относительный порядок.

Стражник подвел меня к окну и указал на стену. Засохшая кровь ярким пятном выделялась на сером поросшем плесенью камне.

— Я понимаю, что тебя беспокоит, однако же мне известно, что Бильгильдис была больна, ее рвало кровью. Этим следам может быть не один день.

— Да, господин. Я понимаю, господин.

— Я слышал крики. Кто кричал об убийстве? Распускать такие слухи — скверное занятие.

— Мы не знаем, кто кричал, господин. Какой-то мужчина.

— Что ты имеешь в виду? Он был незнаком вам?

— Нет, господин, когда мы с товарищем пришли сюда…

— Арнольд! Арнольд, ты там? — донеслось откуда-то из-за окна.

— Простите, господин. Это мой товарищ. Он спустился вниз.

— Вниз?