— Боже, боже! — кричал Виктор, чувствуя, как к горлу подходит тошнота.

Поглядев в сторону, откуда шла стрельба, он заметил среди деревьев еще троих, бегущих к ним и наставляющих на них винтовки. Он бросился к Нике, закрывая ее своим телом в жалкой попытке защитить.

— Прости, Ника, — прошептал он.

А потом снег вокруг них словно вспыхнул огнем. Подняв глаза, они увидели три шара над инсталляцией. Их свет озарял весь лес, пронизывал воздух — но на него можно было смотреть, даже не щурясь. Это было похоже на обычный дневной свет, только более разреженный. Эти три шара вращались вокруг того места на земле, где находилась инсталляция, и когда в своем движении они задевали деревья, раздавался глухой треск и деревья ломались как спички. Виктор и Ника видели, как кружится под каждым шаром ураган расщепленного дерева и, ярко вспыхивая, исчезает.

Люди, бежавшие к ним, тоже посмотрели вверх и, очевидно пораженные происходящим, бросились в укрытие. Однако это было бесполезно: они оказались слишком близко к эпицентру, чтобы убежать от него. Одного за другим их сбила с ног некая сила. Была ли то гравитация или что-то совсем другое — это не имело значения, главное было в том, что увидели Ника и Виктор: трое нападавших были растянуты, сжаты и проглочены невидимыми сингулярностями под шарами. Остальным удалось отбежать на несколько шагов, но тут возникла мощнейшая ударная волна от покинувшей этот мир инсталляции. Они, как тряпочные куклы, взлетели на воздух и повисли на деревьях.

— Вставай! — закричал Виктор, вскочив на ноги и поднимая Нику.

Он почувствовал, как ее тело обмякло в его руках, и только потом услышал прокатившуюся эхом в затихшем лесу последнюю автоматную очередь.

— Ника? — окликнул он.

Она ответила ему тем же непонимающим взглядом, что и Вадим, а изо рта потекла струйка крови.

— НИКА!

Он оглянулся, чтобы увидеть, как стрелявший рухнул на землю — нажать на курок он успел из последних сил и сам погиб от полученных ран.

Ника опустилась на колени, и Виктор осторожно положил ее на землю. И, вытащив руку из-под ее спины, в ужасе увидел ярко-красное пятно на своей ладони.

Господи, только не это!

— Ника, все хорошо, я донесу тебя до машины… мы выберемся отсюда… я отвезу тебя в больницу…

Он заглянул в остекленевшие глаза Ники и понял, что разговаривает сам с собой.

Ника умерла.

Виктор долго сидел, обнимая тело Ники. Он уже больше не плакал и только чувствовал застывшие на лице слезы. Где-то в глубине сознания тихий голос шептал ему, что если он задержится еще, то замерзнет насмерть. Но ему было все равно, его не волновало, что с ним произойдет. Он останется здесь, пока не оледенеет, будет сидеть с Никой на руках, с лежащими рядом Алисой и Вадимом, а потом составит им компанию…

Однако постепенно голос внутри нарастал, становясь все настойчивей — он хотел, чтобы его услышали. Виктор положил Нику на землю и попытался встать, но его ноги уже окоченели, и он рухнул лицом в снег. Он готов был сдаться, ему хотелось просто лежать, ожидая, что холод превратится в приятное тепло и он потеряет сознание. Но внутренний голос начал кричать — он требовал, чтобы Виктор еще раз попытался встать.

И Виктор попытался, и в конце концов ему удалось сначала подняться на колени, а потом встать на ноги. В тот момент он не мог рассуждать логически — иначе бы он просто доковылял до лагеря, разжег плитку, чтобы отогреться, а потом дотащил тела своих друзей до машины и поехал назад, в цивилизованный мир…

Но ничего этого он не сделал. Шатаясь, он шел все дальше в лес, не зная куда и зачем. Очень скоро он окончательно заблудился. Его качало из стороны в сторону, тело трясло от холода, а в мозгу безжалостно крутилась лента событий и образов последних недель. Смутно мелькнула мысль: не это ли то самое предсмертное состояние, когда перед глазами проносится вся жизнь?

Наконец, он остановился, привалившись к стволу — тяжело и громко дыша. И заметил собаку — ту самую собаку, которую они видели у ртутного озера. Она стояла чуть поодаль, наблюдая за ним своими черными глазами, а ее неестественно вытянутое тело и костлявые ноги не двигались.

— Кто ты такая? — прошептал он.

Собака сделала несколько шагов к нему, потом повернулась и медленно побрела обратно, остановившись только раз или два, чтобы обернуться. А внутренний голос, который уже заставил Виктора отказаться от смерти, заговорил снова, подсказывая следовать за собакой, которая вовсе не собака. И он пошел за ней. Время от времени она останавливалась и оглядывалась на него, словно проверяя, идет ли он за ней.

Виктор плохо помнил дальнейшее — только не связанные между собой белые картины и стволы, стволы. Последнее, что он отчетливо запомнил, — как вдруг среди деревьев открылась широкая поляна, на которой стояли, прижавшись друг к другу, домики…

— Это была Юрта Анямова? — спросил я.

Стругацкий кивнул.

— А волосы частично поседели оттого, что вы какое-то время находились рядом с шарами во время перемещения инсталляции?

— Думаю, да.

— Ясно, что ваших друзей убил «Сварог» — сказал Комар. — Мои поздравления, Стругацкий, теперь вы вне подозрений.

Стругацкий уловил мрачную интонацию следователя и ответил:

— Спасибо. Хотя неуверен, как долго я протяну на свободе.

— Не долго, — уверил его Комар.

— А как ваши люди, — спросил его Виктор, — те, что попали в Новую больницу? Если «Сварог» узнает, что они видели шары и попали под их облучение… Вам нужно забрать их оттуда и увезти в безопасное место.

— И как прикажете это сделать? — спросил следователь, удивляя меня добродушным тоном. — Как, думаете, можно вывезти трех больных людей из больницы, которая, скорее всего, находится под наблюдением?

Тогда Стругацкий покачал головой:

— Прошу прощения.

— Я тоже, — сказал Комар и тут же спросил: — Вы знаете что-нибудь про гору Ямантау?

Вопрос был неожиданным для меня, да и Стругацкий посмотрел недоуменно.

— Расскажите ему, доктор Басков, — попросил Комар.

И я рассказал Стругацкому все, что знал о комплексе Ямантау:

— Его строят уже тридцать лет, но никто не знает зачем. Он огромный и может вместить по меньшей мере шестьдесят тысяч человек. Это целый город в кварцевой горе, но назначение его неизвестно общественности.

— Похоже на убежище, — заметил Стругацкий. — Но шестьдесят тысяч человек?..