Как только Грейдон закончил четвертый телефонный разговор с братом и наконец смог вздохнуть свободно, в дверь постучался Джаред:

– Мы с Аликс должны вернуться в Нью-Йорк. И я зашел посмотреть, все ли здесь в порядке.

Он окинул Грейдона взглядом с ног до головы, как если бы пытался понять, что тот до сих пор делает в Нантакете и не пытается ли нарочно разбить сердце Тоби. Грейдон предложил Джареду пиво, и они вышли во двор. Джаред спросил в лоб:

– Как у вас дела с Тоби?

– Отлично. Я в нее влюблен, а она считает меня лучшей подружкой из всех, какие у нее только были. Она советуется со мной по поводу фасонов свадебных платьев и спрашивает, какие розы мне больше нравятся, желтые или розовые. Я ее поцеловал, но она велела мне вести себя прилично.

– Правда?

Лицо Джареда стало чуть менее напряженным.

– Думаю, уезжая, мы втроем будем рыдать, а Тоби радоваться, что наконец получит дом обратно в свое распоряжение.

Джаред улыбнулся и стал пить пиво. Грейдон понимал, что говорит не совсем правду, но это не было и ложью в строгом смысле слова. Пожалуй, он просто озвучил собственные ощущения последних нескольких дней.

– И когда же вы уезжаете? – спросил Джаред.

Тон кузена заставил Грейдона поморщиться. Он не привык к тому, что люди пытаются от него избавиться.

– Через полторы недели.

Джаред не сказал «хорошо», но его глаза говорили именно это.

Когда они пошли обратно в дом, Грейдон вдруг вспомнил, что говорил с юной Аликс – Али – о ее проектах домов, и спросил Джареда:

– Скажи, в твоем доме есть портрет молодой женщины, лет двадцати трех, в большой тяжелой раме?

– Да, есть. Это одна из картин, которые хранятся в мансарде. Дед хотел повесить его внизу, но все женщины сказали, что у него слишком большая и уродливая рама. Поэтому он так и остался в мансарде. А ты откуда о нем знаешь?

Грейдон понял, что должен срочно что-то соврать, и начал:

– Доктор Хантли говорил…

Джаред его перебил:

– Можешь не продолжать. Если хочешь на него взглянуть, у Тоби есть ключи от дома. Заходи, не стесняйся. Я его не видел с самого детства. Последнее, что я о нем слышал, это что он стоит прислоненный к самой дальней стене. Вероятно, с тех пор его заставили всякой всячиной. Мансарда плохо освещается, так что, если хочешь принести его сюда, приноси. Вообще-то я и сам был бы не прочь снова взглянуть на эту картину.

– Спасибо, – сказал Грейдон.

Мужчины попрощались. Грейдон посмотрел, как Джаред идет по узкой улице в сторону Кингсли-Хауса.

В воскресенье утром Тоби и Лоркан пошли в церковь. Грейдон заявил, что ему нужно заняться кое-какой работой, и толкнул Дейра в бок, чтобы тот остался с ним. Они собирались вместе покопаться на чердаке Кингсли-Хауса.

Вернувшись из церкви, Тоби и Лоркан застали Дейра и Грейдона в общей комнате. Они смотрели на нечто большое, закрытое простыней и прислоненное к стене.

– Что это? – спросила Тоби.

– Один из предков Джареда, – ответил Дейр и рассказал, что они провели все утро в мансарде Кингсли-Хауса, где, вооружившись большими фонарями, искали портрет. – Нам пришлось передвинуть тяжелые ящики, старую мебель, большую клетку для птиц и… – Он покосился на Грейдона.

– И нечто похожее на корзину, полную сушеных голов, – усмехнулся Грейдон, – но мы не стали прерываться, чтобы открыть и узнать точно.

Тоби подошла к ним.

– Вы искали что-то конкретное или просто смотрели из любопытства?

– Я пытался найти портрет Алисии Кендрикс Кингсли и думаю, что это он и есть.

– Али, – тихо сказала Тоби. – Та девочка из моего сна. Но почему ты решил, что с нее написали портрет и что он хранится в мансарде Кингсли?

– Я сам ей сказал, чтобы написали ее портрет. И поскольку доктор Хантли говорил, что ей и ее мужу не приписывают ни одного дома на острове, я попросил ее оставить в раме портрета доказательство того, что они проектировали и строили дома.

Лоркан и Дейр посмотрели на Грейдона озадаченно, но Тоби от удивления даже рот открыла, а потом спросила еле слышно, почти шепотом:

– Когда ты с ней виделся?

– В ночь после нашего званого обеда мне приснился сон, – ответил Грейдон таким тоном, словно речь шла о каком-то пустяке. – Ну что же, посмотрим, что у нас тут есть.

Он кивнул Дейру, чтобы тот взял за другой конец очень пыльной старой желтой простыни, и они сняли ее с картины. Это был портрет молодой женщины, написанный в манере, которую в наше время называют примитивизмом. Вероятно, его написал какой-то странствующий художник, один из тех, что колесили по Америке и предлагали свои услуги всем, кто мог за это заплатить. Доска, на которой был написан портрет, немного покоробилась от времени, но это не умаляло красоты молодой женщины со светлыми рыжеватыми волосами и зеленовато-голубыми глазами. Однако рама казалась слишком тяжелой для этой картины и подавляла ее, лицо молодой женщины почти терялось среди окружающего его темного дуба, украшенного резьбой.

– Она похожа на твою подругу, – сказала Лоркан.

– Аликс.

Тоби посмотрела на Грейдона. Он ни словом не обмолвился о том, что видел сон, в котором встретился с юной Али. Хотя, возможно, и говорил, но не напрямик. Все его замечания по поводу татуировок, церквей и старинные рецепты – не связаны ли они с этим сном?

Тоби хотела расспросить, была ли в этом сне она и почему он ей про него не рассказал, и пристально смотрела на него, пытаясь привлечь внимание, но он все время прятал глаза.

Мужчины повернули портрет лицом к стене, и Грейдон принялся осматривать обратную сторону рамы. Странно, что с той стороны на ней было почти столько же резьбы, как и на лицевой. Листья, причудливо переплетающиеся лозы, маленькие бутоны, выглядывающие тут и там, перетекали и на обратную сторону. Грейдон провел руками вдоль краев рамы, словно что-то искал, но что бы он ни пытался найти, этого там, по-видимому, не было. Когда на раму упал луч света, Тоби смогла рассмотреть орнамент получше и кое– что заметила.

– Мне кажется, часть дерева когда-то была покрашена.

Грейдон подошел к ней и тоже увидел, что маленькие бутоны имеют слегка красноватый оттенок. Разглядеть цвет на дереве, потемневшем за две сотни лет, было нелегко, но он был. Грейдон встал на колени, взялся пальцами за один бутон и повернул его. Бутон сдвинулся. Совсем чуть-чуть, но сдвинулся. Грейдон повернул его три раза, и только после этого открылась маленькая дверца. В углублении рамы лежал туго скатанный рулон бумаги. Грейдон достал его и протянул Тоби, она неуверенно сказала: